Милан Кундера

Понимаете, это гениальный пример того, как произведение, построенное по касательной, что ли, к общественно-политической проблематике, отражает ее точнее всего. Как «Сестра моя -жизнь» Бориса Пастернака больше и лучше всего рассказывает о русской революции, так о чешских событиях больше всего рассказывает любовный роман Милана Кундеры. Потому что в любовных отношениях этого периода, в их необязательности, произвольности, в их, если угодно, примате эротического над психологическим скрывается неглубина и обреченность «пражской весны». Вот это такая невыносимая легкость бытия.

Я понимаю, что Кундера — очень умный человек и писатель хороший, и «Бессмертие» — наверное, хороший роман, и в «Невыносимой лёгкости бытия» есть хорошие куски, но что-то мне так скучно это читать! Я не знаю, почему скучно. Вроде бы и проблемы-то его должны быть моими проблемами — проблемами социалистического человека, попавшего в другой мир,— но почему-то тоска ужасная! Знаете, мне кажется, что он — хороший мыслитель, а писатель не очень талантливый. Ну, это как с Уэльбеком: мысли у него все верные, а построить художественный мир он не может. Как любил говорить Толстой, повторяя цитату из книжки Шоу, ему присланной: «He has more brains than good for him» («У него больше мозгов, чем ему надо»).

Ну, Турнье жив, слава богу (правда, уже не пишет). Я люблю англичан, Стеллу Даффи. Мне интересен, в принципе, Майкл Ко, хотя я по-разному к нему отношусь. Французскую литературу я не очень люблю (может, потому, что я её в оригинале не читаю). Ну, Уэльбек, конечно, лучший из них, гораздо лучше Бегбедера. Кундера мне всегда почему-то было ужасно скучно читать. Я не знаю, кто сегодня в европейской литературе номер один, скажу вам честно. Да мне и не очень нравится европейская литература. Я думаю, вот Россия, да, она, может быть, сегодня лучше. Итальянцев я плохо знаю, Миша Визель по ним большой специалист. Я знаю литературу американскую. Вот её я знаю и люблю. А европейская? Ну, подождём. Мне кажется,…