Три аспекта хотелось бы мне выделить. Во-первых, поэзия Тютчева — это поэзия сановника. Человек с идеальной карьерой, высоко стоящий в иерархии, обладает всеми чертами сановниками: римским стоицизмом, презрением к жизни… Может быть, отсюда же и вот тайна его привлекательности для женщин. Его всегда любили именно красавицы именно потому, что понимали: у этого человека есть что-то, кроме личной жизни, кроме любви. Есть что-то более глубокое, чем его privacy, есть дело, которому он служит и которому он служит искренне. Тютчев — это консерватор больший, чем Николай Второй… чем Николай Первый. Он и критиковал Николая Первого справа:

Не богу ты служил и не России,
Служил лишь суете…

Мне хотелось бы разрушить, как разрушен уже давно миф о Чехове как и «кротком певце сумерек», миф о Кушнере как о ровном поэте, поэте нормативном. Вот Бродский сказал о нём, на мой взгляд, совсем некомплиментарно, что поэзия Кушнера будет жить, вообще пока существует нормативная русская поэзия, то есть как бы нормальная, с температурой 36,6. Нет, это не так. Кушнер — поэт трагический, поэт, я думаю, того же класса и во многом того же направления, что и Чухонцев, поэт довольно резко меняющийся. Во всяком случае то, что обеспечило Кушнеру славу и до сих пор больше всего нравится его настоящим поклонникам,— это, условно говоря, Кушнер до «Канвы», до 1981 года. Это Кушнер тех ранних ещё стихов, в которых…