Святополк-Мирский, мой любимый литературный критик и историк литературы двадцатого века, говорил, что если бы перед ним был выбор ― оставить в русской литературе все ее тексты или только одну поэму «Двенадцать», он бы, по крайней мере, серьезно задумался. Поэма «Двенадцать» ― действительно квинтэссенция развития русской литературы, все главные ее темы там сошлись. Бессмысленно говорить о «Двенадцати» вне контекстов, в частности, вне набросков «Русский бред» того же Блока, где он замечательно сформулировал:

Есть одно, что в ней скончалось
Безвозвратно,
Но нельзя его оплакать
И нельзя его почтить,
Потому что там и тут
В кучу сбившиеся тупо
Толстопузые…

Сегодня эти строки значат то же, что и всегда: как бы мы ни обольщались, какие бы чудеса ни сулили нам вера и искусство, никто не придет назад. Не только потому что корабли вообще все погибли, а потому что вообще никто не придет назад. Человек уходит и не возвращается, но пока есть красота, поэзия, вера, будут и чудесные обольщения. Это стихи 1905 года, и они как раз о том, что крах иллюзий неизбежен, но ради иллюзий только человек и живет. Просто это переводить не надо на обычный человеческий язык. Это такое стихотворение, один из примеров блоковских божественных дольников — именно Блок ввел дольник в русскую поэзию широко и полноправно, именно у него они такой божественной музыкой зазвучали. Это…