Войти на БыковФМ через
Закрыть
Лекция
Литература

Александр Шаров

Дмитрий Быков
>100

Поговорим об Александре Шарове. Александр Израилевич Шаров открывался мне как сказочник. И большинство читателей знало его именно по сказкам: «Мальчик Одуванчик и  три ключика», «Звездный пастух и Ниночка», «Человек-горошина и Простак». Сказочные повести. Они были труднодоставаемы, выходили недостаточно большими тиражами.  Но обычно тайное общество любителей Шарова узнавало друг друга по сказке «Приключения Еженьки и других нарисованных человечков»; про то, как зимней ночью художник…Там есть два художника, злой и добрый. Это замечательная догадка, что миром управляют два демиурга (злой и добрый): как только добрый нарисует что-нибудь хорошее, тут же злой черной краской рисует что-нибудь ужасное.

В общем, однажды добрый художник ходит зимней ночью по лесу и вдруг слышит жалобный писк: «Простите, пожалуйста, я замерзаю!». Существо, доведенное до последней степени унижения: замерзая, оно говорит: «Простите, пожалуйста». И он видит, что это ежик маленький, который не заснул. Художник берет его обогреть и кладет за пазуху. А ежик очень больно его уколол. И у него от этого проснулись какие-то небывалые способности. И, короче, ежик за пазухой у него превратился в цветные карандаши. Но эти карандаши обладают волшебным свойством: что нарисуешь, то и оживает. Злой художник отнял у него черные карандаши, а добрый, значит, стал добрыми красками рисовать девочку Еженьку. Он назвал ее Еженькой, такая Дюймовочка. Он нарисовал для нее кораблик, домик, а злой нарисовал бурю. В общем, нечего рассказывать, это знаменитая сказка; лучшая сказка для того, чтобы научить ребенка рисовать.

В общем, этот ежик, который встретился художнику в лесу, – это то, что Шаров умел делать, как никто другой. Шаров невероятно сентиментален, невероятно трогателен. Сказки Шарова нельзя читать без слез. Но он понимает: если из ребенка не выдавить эту слезу, с ребенком что-то очень важное не произойдет. Ребенка надо научить жалеть – бедных, несчастных, одиноких, добрых, трогательных. Если ребенок не научится жалеть, он жизнь свою проживет как Путин. Это будет чудовищно.

Сказки Шарова внушают невероятную эмпатию, невероятную доброту. Я, наверное, прочту вам просто. Мы этим закончил. Я сейчас немножко расскажу о его взрослой литературе.

Естественно, как и всякий советский писатель, Шаров вынужден был довольно долгое время притворяться социалистическим реалистом. Первый его рассказ, в котором можно угадать гения… Он же начинал как журналист, известенец, летал на льдины… Но первый рассказ, в котором можно угадать гения, это послевоенный «Легостаев принимает командование». История там очень интересная. Расформировали полк после войны. А у убитого командира полка оставался маленький сын. И вот этому маленькому сыну бывший финансист полка – человек, в общем, не самой творческой профессии – начинает писать письма. А мальчик этот, который растет в чужой семье (он остался сиротой, воспитывается у тетки, мать его умерла еще во время войны – она надорвалась в тылу, отец погиб на войне), единственным его другом и светом в окошке становится майор Легостаев.

Майор Легостаев демобилизовался, ведет штатскую жизнь. Написать мальчику, что полк расформирован, он не может, потому что полк живет в воображении мальчика. Мальчик уверен, что после смерти его отца все служат. И Легостаев начинает писать ему хронику полка. Он пишет о награждениях такого-то солдата, который отличился на стрельбах; об упреках в адрес такого-то солдата, который не собран и на стрельбах плохо отстрелялся. Он пишет ему о повышениях такого-то майора, об отставке такого-то майора. Иными словами, продолжается виртуальная жизнь этого полка. И когда мальчик вырастает (12 лет ему), он пишет майору Легостаеву, уже глубоко гражданскому человеку: «Я к вам выезжаю, потому что я хочу служить в вашем полку».

И вот финальная сцена рассказа: гражданский человек Легостаев встречает поезд, и он не знает, как мальчик к этому отнесется – возненавидит его или простит. И вот он стоит и ждет: одинокий демиург, который создал этот мир, а  теперь должен отвечать за то, что этот мир не существует. Это потрясающий по силе рассказ и необычайно трогательный. Вот тогда я обратил внимание на Шарова-прозаика.

Кроме того, у него была гениальная повесть в сборнике «Дети и взрослые» – «Хмелев и Лида». Повесть, которая абсолютно не укладывается в советский канон. Смотрите, там комсомолка-санитарка Лида ухаживает за раненным в позвоночник майором Хмелевым, у которого нижняя половина тела неподвижна. Он лежит. Но у него руки рабочие очень хорошие, он там мастерит что-то все время, вообще он умный и трогательный человек. И Лида, загораясь историями героических медсестер, говорит, что возьмет Хмелева домой, выйдет за него замуж и будет всю жизнь ухаживать. А он ее не любит, но соглашается. Ему сорок, ей двадцать. И вот эта история того, как постепенно они начинают ненавидеть друг друга: два человека, которые в жизни вынуждены разыгрывать газетный сюжет, одинаково от них далекий и им неприятный. И душу отводит этот Хмелев только с мальчиком Алешей, которому он делает какие-то игрушки-безделушки деревянные. Собственно, знаменитая сказка Шарова «Володя и дядя Алеша» выросла из этого сюжета.

Это очень грустная история. И финал ее потрясающий: давно умер Хмелев, давно переехала Лида. Автор приходит на окраину города, где они жили когда-то, и видит новых людей, у которых нет даже тех идеалов, которыми жили Лида и Хмелев. Он обводит взглядом эти скучные блочные дома и говорит: «Многое изменилось за эти годы». Совсем уж безысходный финал этой грустной повести на меня в свое время подействовал колоссально.

Я помню, что открыл эту вещь даже Володе Шарову, который ее не читал. Понимаете, крошечным 10-тысячным тиражом вышел этот сборник «Дети и взрослые», я его прочитал в какой-то пансионатской библиотеке (я все читал у Шарова, что мог найти), и глубоко в меня запала эта история, глубоким сердечным шрамом она во мне стала.

Ну а что касается романов, то у него был роман о биологах «Я с этой улицы». Это роман о борьбе с лысенковщиной, довольно неплохой. Но настоящий Шаров – это, конечно, «Смерть и воскрешение А.М. Бутова». Это история человека, который решил спастись от ареста и всю жизнь прятался, по разным щелястым уголкам России. Чувство бесприютности пронизывает всю эту вещь. И как ни странно – вот здесь Шаров абсолютно прав, – советский человек обретает себя только в смерти, только смерть дает ему понять, что он жил, что он был.

И вот на кладбище, где он впервые становится равен себе, на новом кладбище Бутов полноценно воскресает для новой жизни, он как бы собирает себя в одно целое. Дописал Шаров этот роман, отдал его машинистке с сыном и умер. И двадцать лет эту книгу никто не мог напечатать. Потом ее напечатали, и в тот же день весь тираж был распродан.

Я думаю, что как сказочник Шаров учился у Платонова, с которым он дружил, с которым он выпивал, которого он ценил весьма. У Шарова есть еще гениальные мемуарные книги – «Окоем» и «Повесть о десяти ошибках». Это воспоминания о МОПШКе, школе-коммуне, из которой он вышел; и воспоминания о военных годах. Есть гениальная военная повесть «Жизнь Василия Курки», поразительна глава о кольце с цианидом, которое раздают в гетто. Но в сравнении с последней сказочной повестью все это как  бы подготовительный этап.

А вот сказка «Мальчик Одуванчик и три ключика», которая написана, конечно, под огромным влиянием Платонова, и прежде всего «Разноцветной бабочки», которую тоже нельзя без слез читать.

«Жил на свете мальчик, и у него была бабушка — старая добрая черепаха (уже гениально!). Жили на опушке леса. А звали мальчика Мальчик Одуванчик, потому что у него была круглая, очень пушистая голова.

Раз Мальчик Одуванчик проснулся среди ночи; ему показалось, будто кто-то зовёт его красивым звонким голосом:

— За мною! Скорее!

Мальчик собрался выбежать из дому — хотя было совсем темно и страшно, — но Бабушка Черепаха остановила его:

— Будь терпеливым! Это Южный ветер летит в Южную страну. Ты маленький, тебе рано в дальнюю дорогу. Спи спокойно.

Мальчик послушался и снова уснул».

Дальше его зовут разные ветра, пока не приходит для него время выйти из дома и начать открывать удивительные чудеса. Есть одна ночь весенняя, когда дети выходят из дому и уходят в путь. И вот Мальчик Одуванчик получил три ключика – зеленый, красный и белый. Этими ключиками он мог открыть сердце девочки, мог открыть тюрьму и выпустить невинных, мог прекратить войну. А он открыл ими три сундука с тремя драгоценными камнями, и драгоценные камни превратились в капли воды. Мораль очень простая, но написано это божественно.

Вот он идет домой, старый Мальчик Одуванчик.

«— Твой-то возвращается. Выйди встречать — сам он не найдёт дороги.

Она была уже очень стара, Бабушка Черепаха.

Панцирь стал совсем серым, весь покрылся трещинами-морщинами и не отражал ни солнца, ни звёзд, ни светляков.

От старости она почти ослепла.

— Он возвращается с принцессой и маленькими принцами? — спросила Бабушка Черепаха.

— Ах, нет, — прокрякала Утка, которой очень бы хотелось на этот раз сказать неправду, но что поделаешь, если она не умела лгать. — Принцессы с ним нет, и принцев тоже нет.

— Всё равно я счастлива, что он возвращается.

«Значит, что-то в нём есть или было; если утёнка или мальчика так любят, в нём обязательно должно быть хоть немного чудесного», — поднимаясь вверх и устало махая в чёрном воздухе старыми крыльями, подумала Мудрая Утка.

Бабушка Черепаха вышла из своего дома, который изрядно покосился и по окошко врос в землю, и побрела по полю, туда, где горели огни гномов и откуда доносилась их песня.

Она была слаба и стара и, сделав шаг, не знала, сумеет ли сделать второй».

Ну его к черту, сами прочитаете. Еще мне не хватало над Шаровым рыдать в эфире. Прочтите, только мультик не смотрите, потому что мультик хуже сказки. Но тот, кто эту сказку прочтет лет в шесть (как я), тот имеет все шансы вырасти приличным человеком и будет принимать верные решения. Ладно, всем спасибо. Услышимся через неделю. Готовьтесь к Новому году, всем пока.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Почему несмотря на разные идеи, произведение «Смерть и воскрешение А.М. Бутова» Шарова ассоциируется у меня с рассказом Достоевского «Бобок»? С какими текстами они еще перекликаются?

Ну вот вам «Сказка» Сокурова. Дело в том, что состояние «вскоре после смерти» (назовем его так, не просто author death, а soon author death), является темой очень многих художественных текстов и фильмов. Потому что у покойника есть еще какая-то память, он еще – в 9 и в 40 дней – имеет еще какие-то возможности снестись с живыми и что-то им передать, что-то от них узнать, прежде чем перейдет в другие сферы. Вообще мне кажется, что эти 40 последних дней блуждания (например, как посмертные мытарства в рассказе Пелевина «Вести из Непала») могли бы стать хорошей идеей для художественного текста. И в конце это абсолютное прощание, это полное втягивание куда-то.

Дело в том, что «Бобок» Достоевского – это…

Каково ваше отношение к учителю Янушу Корчаку? Актуальна ли его концепция любви к ребёнку сегодня — в жестокий век?

Видите ли, Корчак гораздо шире своей книги «Как любить ребёнка». Ну, прежде всего Корчак — гениальный писатель. Одной из самых сильных книг моего детства, которые меня потрясли по-настоящему… То есть я помню свои ощущения от того, что книга недостоверно хороша, что книга не может быть так хороша. А что мы называем точным? Точное совпадение с нашими мыслями, с какими-то потайными чувствами. Очень многие, кстати, признавались, что книга Корчака «Король Матиуш Первый» (и её продолжение) подействовала на них, как их тайный подслушанный дневник, как их собственные мысли. Я очень любил эту книгу. До сих пор помню эту большую красную квадратную мину.

Что касается «Как любить ребёнка».…

Почему «Человек-горошина и простак» Александра Шарова малоизвестное произведение?

Оно очень известно. Но дело в том, что людены же выходят на высший уровень, они друг друга видят, а остальные их не видят. Это не высший уровень, а особый склад (назовём это так, чтобы не выглядеть высокомерно). Те, кто выросли на книгах Александра Шарова, прекрасно друг другу известны. Это глубочайший писатель, поразительный! Его сын Володя тоже замечательный писатель, друг мой большой. Привет тебе большой, Владимир Александрович!

Я считаю, что Александр Шаров был настоящим гением. Прочтите его роман «Происшествие на Новом кладбище» (это самая сильная книга, которую я за последнее время читал, одна из самых сильных), его сказки: «Приключения Ёженьки и других нарисованных человечков»…

Не кажется ли вам, что ваша лекция о цикличности русской литературы основана на консервативной школьной программе? Почему американцы изучают Харпер Ли, а мы — Жуковского?

Да нет конечно. Во-первых, американцы изучают, если они специализируются на литературе, и Филдинга, и Шекспира, и чуть ли не Чосера. Они очень глубоко и внимательно изучают своё прошлое, прошлое языка во всяком случае. Американская литература началась не в XVIII веке, а она продолжает английскую традицию. Поэтому говорить о том, что вот мы не изучаем современную литературу… Харпер Ли, кстати, для многих американцев сегодня такой же древнее явление, как для нас Тредиаковский, хотя умерла она в 2016 году, что для многих американцев было шоком, и для россиян тоже.

Тут дело вовсе не в том, что мы слишком глубоко изучаем литературу. Просто дело в том, что русская жизнь циклична, и не увидеть этих…

Почему вы считаете, что после 28 лет человеку требуется дополнительное топливо для жизни? Что именно для этого подойдет — спорт, творчество, музыка? Почему же тогда герой фильма «Большой Лебовски» Братьев Коэн счастлив, живя в бездействии?

Нет, совершенно не вариант. Герой фильма «Большой Лебовски» погружается в такую спячку, из которой его пробуждает только, как вы помните, довольно абсурдная и идиотская, но все-таки встряска. «Большой Лебовски» — это, конечно, пример хорошего человека, погруженного в пивную спячку, но для меня Бриджес как раз играет этого бывшего человека с луны, со звезды, который … не могу поспешно во время эфира заглянуть в айфон и исправить имя актера, но человек, который играл инопланетянина-прогрессора, превращается — вполне предсказуемо — в славного парня. Ну это довольно печальное превращение. «Большой Лебовски» — это, конечно, пример деградации. Что же вы хотите, чтобы человек жил такой…

Почему люди короткой эпохи: Лермонтов, Печорин, Фицджеральд — гениальны, но обречены?

Потому и обречены, что слишком тесно связаны со временем. Выразитель эпохи обречен погибнуть вместе с ней. Я все-таки не думаю, что Фицджеральд подходит к этому. Да, Печорин — герой своего времени, но Фицджеральд не совсем. Фицджеральд, конечно, порождение эпохи джаза, но лучший-то его роман написан после эпохи джаза, и он сложнее, чем «Великий Гэтсби». Я разумею, естественно, «Ночь нежна». «Tender Is the Night», конечно, не так изящна. Как сказал Олеша: «Над страницами «Зависти» веет эманацией изящества». «Великий Гэтсби» — очень изящно написанный роман, великолепная форма, невероятно компактная. Но «Ночь нежна» и гораздо сложнее, и гораздо глубже, мне кажется.