Жванецкий мне не близок, в общем, но я люблю некоторые его тексты за поразительную точность формулировок. Мне просто кажется, что советская сатира во многом была рассчитана на того потребителя, которого высмеивала. Эти люди сидели в зале и хохотали над собой. Это была сатира не столь радикальная  – даже не в социальном смысле, а в эстетическом. Но мне очень дорог поздний Жванецкий, когда он стал говорить о трагедии возраста и о трагедии несбывшихся ожиданий, когда у его юмора появился отчетливый трагический привкус. Когда Россия, грубо говоря, после идиллических и сонных 70-х сначала вышла на простор  идеологических перемен, а потом забралась в бункер гораздо более ужасного…

Я позднего Жванецкого люблю больше, чем раннего, потому что ранний, как мне кажется, всё-таки рассчитан на то, чтобы посмеяться вместе с самими объектами сатиры. Эта сатира, на мой взгляд, недостаточно радикальна. Я люблю Жванецкого, условно говоря, начиная с 1982–1983 годов, и то не всё, конечно. Но есть вещи, которые люблю очень сильно. Вот поздние его тексты кажутся мне уже достаточно горькими и достаточно радикальными.

Прежде всего, это был круг интернациональный. Уж еврейским его ограничивать было его чрезвычайно недальновидно. Но эта была способность развлекать и высмеивать тогдашних отрицательных героев, имея в виду их же аудиторию. Для них же, на их языке. Как говорили, что соцреализм — это способность хвалить начальство в доступной ему форме, а советская юмористика — это способность говорить правду в доступной начальству или доступной обывателю форме. Райкину, Жванецкому, Карцеву и Ильченко иногда удавалось выскочить за эту грань, но в целом, понимаете, на их концерте хлопали и смеялись те же самые люди, которые выводились на сцену в качестве объектов сатиры. Это очень горько, но это так. И, конечно,…

Во-первых, Райкин не ставил целью быть смешным. Райкин — это всё-таки искусство. Это такой вид творчества — эстрадный гротеск, театр миниатюр. Это актер par excellence. И сын его в этом смысле прямой наследник того, что он делал. Он сделал из «Сатирикона» именно гротескный, но классический репертуарный театр, потому что таково было стремление Райкина. Поистине, дети всегда осуществляют наши самые заветные мечты.

Я полагаю, что Райкин не ставил себе цели улучшить нравы или кого-то высмеивать. Он хотел, конечно, быть и острым, и динамичным, и понятным. И при этом ему хотелось посильно улучшать советскую жизнь. Но главная его задача — это перевоплощение, это чистая эстетика. Он не ставил…