Ну, как вам сказать, де Ренье вообще хороший писатель, его семнадцатитомник выходил в «Academia», насколько я помню, и Макс Волошин был настолько горячим его проповедником, что дал Цветаевой, а Цветаева сказала: «Какая гадость». Другое дело, что когда он ей дал «Жозефа Бальзамо», это было самое то. Мать Волошина, Елена Оттобальдовна (Пра знаменитая), пришла в ужас от того, что он молодой девушке дает эти сочинения. Нет, де Ренье, конечно, не порнограф, он довольно умный, довольно парадоксальный писатель.
Та новелла, о которой вы говорите, насколько я помню, входит в такой цикл «Знаменитые любовники» (или «Легендарные любовники»). Там таинственные любовные истории — довольно, кстати, тривиальные истории. И в «Сопернике», что там собственно особенного? Там вовсе нет мысли, что бог — это враг человека, там есть мысль, что бог — соперник человека. Там красавица, которая лишилась отца, вместо того чтобы составить счастье домогающихся её мужчин — а такая полнокровная женщина, видно, что она испытывает тоску по чувственным наслаждениям — она уходит в монастырь, и там совершается чудо.
Там не очень понятно, чудо это, или к ней кто-то проникает таинственно, но в общем она начинает видеть бога во плоти, так решительно отрекшаяся от земной жизни. И в монастыре все недовольны характером этого чуда, потому что — почему к ней, почему не к гораздо более заслуженным монахиням, старым и доблестным, приходит бог? Он с ней не разговаривает, а только перебирает песок и слушает внимательно. Вот явился ей бог во плоти. И там тогда один из её любовников, такой чувственный старикашка, с отвращением, не поклонившись, проходит мимо статуи Христа, потому что видит в нем соперника. Так что не враг, а соперник. Но, видите ли, мне кажется, что у Пушкина в «Жил на свете рыцарь бедный» трактуется эта идея гораздо интереснее.
И вообще это интересный извод темы, как связаны между собой религия и половое чувство. Или скажем иначе, каким образом сублимация этого чувства может привести к религиозному прозрению. Где здесь бесовщина, экстаз, то, что описано, скажем, у Умберто Эко в «Имени розы», а где здесь чистое прозрение, переход, сублимация.
Там девушка вообще довольно удивительная была. Помните, её мать пыталась не пустить в монастырь, так она и легла и сказала: «Только если ты через меня перешагнешь, тогда ты в монастырь уйдешь». Она перекрестилась и спокойно, как там сказано, «перешагнула через живую преграду». Это довольно характерный странный такой тип. Но он показывает, что вера, видимо, сопряжена и с определенным зверством, с определенной жестокостью, и с такой странной возгонкой чувственности.
И там есть довольно ценная мысль, что вера — это единственный способ переплавить зверский инстинкт во что-то высокое, такой канал для ужасного. И как раз там есть та довольно тонкая мысль, что большинство великих отшельников — это гипотетически великие преступники, одержимые колоссальными страстями, но вот они сумели это переплавить. Для того, чтобы достигнуть святости, нужен такой же великий напор, может быть, нужно, если угодно, великое зло, которое остановилось и обратилось в свою противоположность. Но это возможно только в результате колоссального шока.
В эту же копилку идет и легенда «О двух великих грешниках» у Некрасова: «Господу богу помолимся, древнюю быль возвестим, мне в Соловках её сказывал инок, отец Питирим». Вот такая история. Но я, вообще говоря, противник этой идеи, потому что я не верю, что из великого зла получается великое добро. Но есть люди, которые в нее верят. Мне кажется, что Анри де Ренье как раз из них.
Вообще он хороший писатель, я могу его порекомендовать, потому что он много очень написал, но со вкусом там все в порядке, невзирая на его принадлежность к довольно безвкусной эпохе. Он жил, по-моему, с конца XIX где-то по 31-й, что ли, по 35-й год, в общем, как раз весь такой закат модернизма — и расцвет, и закат модернизма. Но по крайней мере треть примерно из того, что я читал, была очень хороша.