Знаете, Олег, это вопрос с хорошей подколкой. Как я могу оценивать спектакль, который в числе других авторов придумал мой сын? Восторженно я его оцениваю. Там до слез они меня довели, когда зазвучало «Прекрасное далёко».
Как всякий иммерсивный театр, это довольно любопытно. Довольно травматичный, по крайней мере, оригинальный опыт. Конечно, это в известном смысле провокация. В известном смысле это выход за обычные конвенциональные театральные средства.
Вот Алла Шендерова правильно написала, что it-менеджерам немножко не хватает стали в глазах. Но с другой стороны, это же современные менеджеры, менеджеры-аниматоры. Но они же и клерки-аниматоры, и такие немножко палачи-аниматоры. Провокация, которую они устраивают, довольно жестокая, но у них в глазах должна быть не сталь, a пластик, пластмасса.
Мне местами были страшноваты такие кафкианский моменты. Главное, сделано очень хорошо. Он очень хорошо вписан в помещения этого петербургского центра (они специально его арендовали), где человек переходит как на военкоматской медкомиссии, из кабинета в кабинет, отвечает на совершенно абсурдные вопросы, пересматривает всю свою жизнь.
И конечно, главная проблема выбрана совершенно справедливо. Потому что именно эмиграция, наряду с тюрьмой, вторая духовная скрепа России. Кстати любопытная тема, что у современного русского человека две идеи, два духовных центра — это тюрьма и эмиграция. И вокруг этого, как вокруг образа ада и рая, строится вся его философия. Причем и ад не то, чем ему кажется, и рай совершенно не то. В известном смысле они не то чтобы меняются местами, но уравновешиваются. Идея бегства — ведь понимаете, давайте уже назовем вещи своими именами.
Меня, кстати, этот спектакль о многом заставил с горечью задуматься, потому что сам феномен эмиграции осмысливается там довольно лихо. Вам предлагают изложить ваши представления, и тут начинаешь задумываться. Ваши ожидания. Причем это предлагается изложить как уже пережитый опыт, создать такую свою легенду. И вот я начинаю, кстати, задумываться.
Ведь в сущности, эмиграция — это переезд в то же самое пространство. Всё то же самое. Минус удобные привычные вещи. Минус чувство родины — довольно животное, довольно рудиментарное, детское чувство, но оно есть. Минус круг друзей, минус привычка. А так-то всё то же самое. Минус чувство страха, но прибавляется других страхов миллион. Исчезает страх тюрьмы — возникает страх нищеты, страх нереализации и так далее.
Я говорю не о многочисленных эмигрантах, у которых всё хорошо — так хорошо, что они до сих пор продолжают выяснять отношения с родиной. Потому что я уже понял, как у них всё хорошо, как у них нет никакой эмигрантской травмы, о которой кричат все их самовосхваляющие посты. Я говорю не для них.
Я говорю сейчас о тех, кто или был в эмиграции и вернулся, или несчастлив там, или собирается туда. То есть я говорю не о тех немногих счастливцах, у которых так уж всё хорошо, что пока они этим с нами не поделятся, заснуть не могут. Проблема в том, что человек, который несчастлив в России, вряд ли будет счастлив где-либо еще. Это такой довольно печальный закон.