Потому что между той Японией, которую бомбил Трумэн, и той Японией, которая существует сейчас, существует огромная разница — разница большая, чем между нынешними японцами и нынешними нами. Это была другая страна — страна во многих отношениях, ну, если не погибшая, то во всяком случае видоизменившаяся абсолютно радикально. Она перестала существовать. И для очень многих эта драма послевоенная оказалась вечной, как вечная травма. Я думаю, что и Мишима (Мисима, как его ещё называют) — это тоже вариант соотношения с этой травмой. И я думаю, что значительная часть японского кинематографа (во всяком случае весь Куросава) как-то рефлексировала этот перелом. Это была другая страна. Та страна, конечно…
