Да вот таким образом и уживаются, потому что Стругацкие — это писатели хотя и не религиозного склада, но и не вовсе атеистического. Эксперимент есть эксперимент, понимаете. «Град обреченный» — как раз глубоко религиозное произведение.

А вот потому-то, у него и изменённое состояние сознания, потому что в нормальном состоянии сознания Андрей Воронин — скучный советский человек. Он человек азбучных, лекальных выводов. Надо постоянно менять его сознание, ставить его в условия, когда он начнёт соображать, и поэтому ему всё время приходится находиться в избиении, в лихорадке, в пьянке. Он всё время испытуется (по Стругацким) непонятным: то павианы на город пришли, то красные здания, то «падающие звёзды» с Края Мира. Он всё время попадает в состояние, когда простой советский человек должен меняться на глазах — и вот тогда в нём что-то просыпается, как и в нас с вами. Ещё 2 килограмма — и вы поймёте Стругацких.

Наставник – это совесть; это, по-моему, сказано открытым текстом. Что касается Красного здания, то, честно вам скажу, что я не знаю, я не понимаю. Концепт Красного здания у Стругацких… Понимаете, Стругацкие действовали как Тарковский. Они очень многие вещи придумывали, не объясняя рационально. Не всегда все нужно рационально объяснять. Вот они придумали Красное здание, которое путешествует. Некоторые говорят, что это образ советской власти, потому что там Андрей Воронин играет шахматы, условно говоря, с Лениным и приносит в жертву Вана. Но мы не знаем, что такое Красное здание. Можно в Красное здание влезть и путешествовать вместе с ним, можно войти, а можно и выйти. Мы не понимаем: может быть,…

В Глупове очень дискомфортно, но привыкаешь. Понимаете, и потом, почему из Града обреченного хочется бежать? После того, как Гейгер и Воронин взяли Эксперимент под свой контроль (им так кажется), после того, как они в соратничестве с Кацманом начали переустройство Града, уже бежать оттуда не особенно хочется. И потом, а как можно оттуда бежать, не изучив как следует ни феномен Падающих Звезд, ни Красное Здание, ни вот эти растения с мятным соком, с длинным блестящим корнем? Господи, да там столько всего!

И все эти зеркальные здания и удивительные следы прошлой цивилизации, все эти «мускулюс глютеус твоего»,— это щедро и великолепно придумано с такой же щедростью, с какой авторы в это же…

Это чудо. Это нечто нерациональное и непонятное. По мысли Бориса Натановича Стругацкого, человек проверятся подготовкой, своей способностью реагировать на иррациональное и при том непонятное. Павианы — это то же самое, что и инцидент в Малой Пеше из «Волны гасят ветер»: помните, когда повалили через заборы странные существа. Кому-то они показались несчастными, вызывающими жалость, кому-то они показались счастливыми и пушистыми, а кому-то страшными кулями, полными ужаса и тревоги.

Там принципиально разные ситуации. Я не буду говорить о «Пикнике [на обочине]», о котором говорил уже много раз (в меру глубины своего понимания, я думаю, эта вещь неисчерпаемая), но что касается финала «Града обреченного», то он, по-моему, совершенно очевиден: пока ты не уничтожишь себя в каком-то смысле, ты не сможешь двигаться дальше. Уничтожить себя, разумеется, не путём самоубийства, а уничтожить свои убеждения, свои взгляды — «расстрелять» себя. Пока ты поверх себя, как поверх рукописи, не напишешь что-то новое, у тебя не получится никакого величия. Собственно, реплика на эту мысль у меня содержится в романе «Икс». Может быть, вы когда-то прочтёте сцену поминок по Маяковскому и что-то для…

Нет. Если вы прочли «Град обреченный» и он, понятное дело, кажется книгой, вобравшей все влияния. Это очень влиятельная проза и сквозь эту оптику смотришь. Я абсолютно уверен, что Стругацкие если и читали Вагинова, то он не был для них актуален. И Борис Натанович, отвечая на вопросы, никогда не называл его в числе своих любимцев или любимцев брата. Ленинград, конечно, образ Ленинграда, в том числе блокадного, повлиял на «Град обреченный». Полуразрушенный город. Ведь «Град обреченный» — это город, на котором лежит отпечаток нескольких, сменивших друг друга культур. Он строился несколькими поколениями и оставил на себе отпечатки множества земных мод — и красные здания, и город статуй, и вот это…