Войти на БыковФМ через
Закрыть
Литература

Есть ли у Владимира Набокова успешные последователи? Можно ли таковыми назвать Евгения Водолазкина и Михаила Шишкина?

Дмитрий Быков
>500

В плане стиля больше всего у Набокова училась, и это абсолютно не скрывает, Ольга Славникова. Шишкин совсем не набоковец, не набоковианин. Я думаю, что он любит Набокова, не любит его так же, как Вальзера, например, или как Дюрренматта — как любого крупного писателя ХХ столетия, но совершенно не чувствует к нему психологической близости.

Разве что, может быть, в том аспекте, что Набоков (возьмите «Signs and Symbols», например) очень остро и болезненно воспринимает трагизм мира. Так же и Шишкин во «Взятии Измаила», в «Венерином волосе» как бы ведет беспрерывную тяжбу, беспрерывный судебный процесс против мира, в котором столько жестокости, столько мерзости. Вот это может быть у него набоковской темой, но в принципе Шишкин совершенно не набоковец. Шишкин гораздо больше имеет общего с Фришем, я думаю. На него повлияли немцы, швейцарцы. Может быть, Кафка в значительной степени.

Кстати говоря, что роднит Шишкина и Водолазкина — это то, что у них тексты происходят вне времени и не имеют конкретной временной привязки. Как, например, «Лавр» или «Письмовник». Это же произведения без дат, условно говоря. Нельзя точно сказать — можно примерно привязать там что-то к какому-то китайскому восстанию, что-то к инциденту на КВЖД. А в принципе, они подвешены в пространстве. И для Водолазкина время — это как бы отсутствующая категория, из-за чего его авиатор свободно летает по всей линейке.

Набоковские темы — именно темы, потому что Набокова всю жизнь интересовали герои сложные, проклятые, одинокие, вроде Королька, вроде Гумберта, такие изгои; конфликт человека и толпы, как, например, в «Истреблении тиранов» или в «Облако, озеро, башня» — в общем, простые темы. Не зря он говорил, что нежность, талант и гордость — вот, собственно говоря, самая простая история. Он человек откровенный, совершенно не фальшивый, предельно искренний. Писатель добрый. И мне кажется, что делать из него такого сумрачного эстета — это несколько недальновидно. Не говоря уже о том, что просто и обидно.

Поэтому мне представляется, что в сегодняшней литературе у Набокова нет последователей. Это должен быть именно кто-нибудь добрый и сентиментальный, кто-нибудь нежный. А в современной литературе нежность — это, как мне представляется, просто какой-то самый главный и самый опасный дефицит. С интеллектуализмом всё в порядке, со стилистикой всё в порядке. Наверное, и с демократизмом у кого-то всё в порядке.

Набоков же действительно очень демократичен, очень брезглив относительно любой сверхчеловечности. Он такой именно гуманный писатель. Поэтому вот этого как раз остро недостает. Набоков же написал «Истребление тиранов». А кто может быть сегодня автором такого текста, где клеймились бы новые варианты тиранства, где описана была бы эволюция вот этой мягкой тирании? Такого автора я пока не вижу.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Вдохновляет ли роман Владимира Набокова «Лолита» мужчин на совращение малолетних?

Роман «Лолита», наоборот, высокоморальное произведение, которое рассказывает о теснейшей связи соблазна и последующего наказания. Если человек думает, что, поддавшись соблазну, он освободиться,— нет; поддавшись соблазну, он приводит себя в тюрьму еще более тесную. И связь темы педофилии с тюрьмой у Набокова (у меня об этом статья была большая) подробнейшим образом прослеживается. Это начинается еще с Цинцинната, которого Эммочка заводит еще глубже в кабинет начальника тюрьмы, а не выводит на волю. И главное — это замечание Набокова о том, что «первый трепет намерения», фантазия о сюжете «Лолиты» пробежала по его хребту, когда он увидел первую фотографию (это, конечно, вымышленная…

Согласны ли вы с мнение Федора Достоевского о своей повести «Двойник»: «Идея была серьезная, но с ее раскрытием не справился»?

Идеальную форму выбрал По, написав «Вильяма Вильсона». Если говорить более фундаментально, более серьезно. Вообще «Двойник» заслуживал бы отдельного разбора, потому что там идея была великая. Он говорил: «Я важнее этой идеи в литературе не проводил». На самом деле проводил, конечно. И Великий инквизитор более важная идея, более интересная история. В чем важность идеи? Я не говорю о том, что он прекрасно написан. Прекрасно описан дебют безумия и  раздвоение Голядкина. Я думаю, важность этой идеи даже не в том, что человека вытесняют из жизни самовлюбленные, наглые, успешные люди, что, условно говоря, всегда есть наш успешный двойник. Условно говоря, наши неудачи – это чьи-то…

Не могли бы вы назвать тройки своих любимых писателей и поэтов, как иностранных, так и отечественных?

Она меняется. Но из поэтов совершенно безусловные для меня величины – это Блок, Слепакова и Лосев. Где-то совсем рядом с ними Самойлов и Чухонцев. Наверное, где-то недалеко Окуджава и Слуцкий. Где-то очень близко. Но Окуджаву я рассматриваю как такое явление, для меня песни, стихи и проза образуют такой конгломерат нерасчленимый. Видите, семерку только могу назвать. Но в самом первом ряду люди, который я люблю кровной, нерасторжимой любовью. Блок, Слепакова и Лосев. Наверное, вот так.

Мне при первом знакомстве Кенжеев сказал: «Твоими любимыми поэтами должны быть Блок и Мандельштам». Насчет Блока – да, говорю, точно, не ошибся. А вот насчет Мандельштама – не знаю. При всем бесконечном…

На чьей вы стороне – Владимира Набокова или Гайто Газданова?

Ну я никакого versus особенного не вижу. Они же не полемизировали. Понимаете, были три великих прозаика русской эмиграции – Алданов, Набоков и Газданов. На первом месте для меня однозначно Набоков именно потому, что он крупный религиозный мыслитель. На втором – Газданов, потому что все-таки у него замечательная сухая проза, замечательная гармония, прелестные женские образы. Это такая своеобразная метафизика, непроявленная и  непроговоренная, но она, конечно, есть. На третьем месте – Алданов, который, безусловно, когда пишет исторические очерки (например, об Азефе), приобретает холодный блеск, какой был у Короленко в его документальной прозе. Но художественная его проза мне…

Не могли бы вы рассмотреть повесть «Старик и море» Эрнеста Хемингуэя с точки зрения событий в Израиле?

Да знаете, не только в Израиле. Во всем мире очень своевременна мысль о величии замысла и об акулах, которые обгладывают любую вашу победу. Это касается не только Израиля. И если бы универсального, библейского, всечеловеческого значения не имела эта повесть Хемингуэя, она бы Нобеля не получила. Она не вызвала бы такого восторга.

Понимаете, какая вещь? «Старик и море» написан в минуты, когда Хемингуэй переживал последний всплеск гениальности. Все остальное, что он делал в это время, не годилось никуда. «Острова в океане», которые так любила Новодворская, – это все-таки повторение пройденного. Вещь получилась несбалансированной и незавершенной. Ее посмертно издали, там есть…

С каких произведений вы бы посоветовали начать читать Владимира Набокова?

Лучшим романом Набокова я считаю «Pale Fire», с него начинать нельзя, он сложный. Я думаю, надо начинать с «Подвига», который мне кажется самым таким ясным душевно, самым здоровым и самым увлекательным его романом. «Приглашение на казнь» — хороший старт, хотя тоже на любителя книга. Рассказы, преимущественно американские, прежде всего «Signs and symbols», «Сестры Вейн». Ну, «Условные знаки». Кстати говоря, «Забытый поэт» очень хороший рассказ, «Помощник режиссера» очень интересный. Самый лучший рассказ Набокова — это незаконченный роман «Ultima Thule», абсолютно гениальная вещь. «Подлец» очень сильный рассказ, «Весна в Фиальте» на любителя, но «Хват» — замечательная вещь. «Весна в…

Как вы относитесь к книге Андрея Бабикова о Владимире Набокове «Прочтение Набокова»?

Книга Бабикова «Прочтение Набокова» вызвала очень много возражений, ещё будучи напечатанной в виде статьи. Но одна заслуга Бабикова несомненна — это полная реконструкция замыслов второй части «Дара» и его многообразных и тонких связей с «Solus Rex». Набоков действительно всю жизнь более или менее сочинял один роман, «метароман Набокова», как это называет Виктор Ерофеев, но у него был свой русский метароман и был английский. Английский метароман всегда о гибели жены и о загробной встрече с ней. И последняя русская попытка такого романа — это «Solus Rex». Совершившаяся английская попытка — это «Bend Sinister» и, в наибольшей степени, конечно, «Pale Fire», который я считаю абсолютно великим…

Где проходит грань между фантастикой и магическим реализмом в литературе?

Магический реализм, или м-реализм, как назвал его Миша Назаренко в Киеве, применительно к творчеству Марины и Сергея Дяченок… Мне кажется, разница в том, что фантастика решает прикладные задачи, а магический реализм — это тот же реализм, позволяющий себе некоторые допущения. То есть если задачей фантастики могут быть и футурологическими, и социальными, и философскими, то задачи магического реализма прежде всего в психологическом прорыве, или изобразительная мощь такая. То есть задачи прежде всего эстетические у магического реализма, у фантастики они более прикладные, хотя то, что делали Стругацкие, я бы не назвал магическим реализмом, кроме, может быть, «Отягощенным злом», почему — не…