Понятно, что «Довод» («Tenet») отсылает, формально говоря, к людям, живущим задом наперед, то есть к последней части «Понедельника…». Но мне представляется, что Нолан, конечно, не читал Стругацких, не мог читать, был от этого крайне далек. Просто дело в том, что Стругацкие обладали уникальным чутьем даже не на главные проблемы эпохи, а на свежие фантастические идеи, то есть что может случиться. Роман или цикл романов: проблема воспитания, проблема существования во времени и обратного существования, проблемы эсхатологические. «На последнем берегу» они вцепились в нее, и из этого фильма сделали «Далекую Радугу». Так что здесь все не так просто. Это не влияние, это просто Нолану тоже присуще…

Я не люблю Нолана, он мне кажется переоцененным, переусложненным автором, каким-то избыточным. Я вообще люблю всякую избыточность, но у него она не приводит к эмоциональному взрыву, его кино холодно. Наверное, его последняя картина «Довод» («Tenet»), загадочная такая, многие спрашивают, почему там героя зовут Арепо. Да потому что «sator arepo tenet opera rotas» — знаменитая магическая фраза, которая была еще в основе «Альтиста Данилова», в массе других текстов, но это не важно. Важно то, что все нолановские ходы, запутанные штучки,— все это уже было в одном фильме Джармуша, где речь идет о пределах «Пределы контроля». Там тоже непонятно, кто главный агент и чем он занят, мы этого не знаем. И…

Но проблема в том, что я не составитель рейтингов. И во-вторых, как вы понимаете, моя выборка, мой вкус — это ужасно пристрастно, очень субъективно. Насчет десяти фантастических книг я мог бы посоветовать «Падший ангел» Хьертсберга, это выдающаяся книга, из нее вышло «Сердце ангела». Что-нибудь вроде лемовского «Расследования» или «Насморка». «Насморка» — это такой лемовский детектив, где нет разгадки, а есть методология. И естественно, Тед Чан, замечательный автор, его тоже называют таким современным Лемом. Но мне кажется, что он скорее такой фантастический Борхес, вернувшийся, реинкарнировавший, но выучившийся массе не гуманитарных наук — кибернетике, генетике, ещё чему-то такому…

Та была занята социальным проектированием и решением великих вопросов; нынешняя занята развлечением. Понимаете, если вы почитаете вдумчиво Гансовского, Мирера (прежде всего «Дом Скитальцев» и «Обсидиановый нож»), Гуревича, да многих, то вы обратите внимание… Ну, Днепрова, Громову, конечно. Перечитайте «Глеги», повесть Громовой — она не слабее, чем лемовский «Непобедимый», хотя написана практически о том же. Стирание личности, превращение человека в раба. Это было серьёзное осмысление процессов, которые происходили в 70-е годы в СССР. Клянусь вам, если бы Стругацкие работали в одиночестве, они не были бы так блистательны, но они опирались на огромный опыт, на среду, и они в этой среде…

Проблема в том, что вообще в литературе — ну, возьмите там эпизод с ребенком, с мальчиком из гриновского «Крысолова» (я всегда его детям цитирую, просто как образчик триллерного мастерства),— всегда, где появляются дети, возникает известная многослойность повествования. Это же касается, кстати говоря, рассказа Горького «Страсти-мордасти», это касается моего любимого кинговского рассказа «Крауч-Энд», где настоящий ужас начинается с появления однорукого мальчика и девочки с крысиными косичками. Это не спойлер, просто если кто не читал…

Я, кстати, намерен именно этот рассказ Кинга, ну и ещё «Morality», разбирать с детьми вот в этой своей маленькой такой литературной школе «Быков и…

Понимаете, про фильм «Чекист» было тогда сказано «фильм о том, как в 1920 году расстреливали фотомоделей». В «Чекисте», мне кажется, интерес к садомазохизму возобладал. Это такая странная смесь садо-мазо и порнографии, которая вроде бы осуществляет благородную миссию, то есть рассказывает о терроре, но, как сказал Толстой о купринской «Яме», «он делает вид, что разоблачает, но на самом деле наслаждается, а от человека со вкусом это скрыть нельзя».

Я считаю Рогожкина очень крупным режиссером. Мне очень жаль, что он больше не снимает. Я переживаю его уход из кинематографа довольно болезненно. Мне жаль, что этот крупный мастер в последнее время никак не напоминает о…

«В городе Сочи…» с удовольствием упомяну, потому что это вообще формотворческая картина. Я её ставлю выше «Маленькой Веры», хотя, мне кажется, «Маленькая Вера» тоже. «Утоли мои печали» — понимаете, она лиричнее, нежнее, ну, по материалу она мне ближе. И вообще Александрова я люблю больше, чем Пичула. Хотя и Пичула я ценю крайне высоко. Блестящий был режиссёр!

Что касается «Мужа и дочери Тамары Александровны». Видите, тут какая история. Это очень хороший сценарий Кожушаной, насколько я помню. Но то, как он поставлен — с довольно большой претензией и с такой авангардной невнятностью, мешающей воспринимать картину… Эта картина довольно истерическая. Мне история нравится больше, чем этот…

Потому что Губенко в этом фильме возвращается в свое прошлое и понимает, что это бессмысленно. Понимает, что от этого только хуже стало.

Даже если пепелище
Выглядит вполне,
Не найти того, что ищем
Ни тебе, ни мне.

И пытаясь спуститься вот в это прошлое, про которое сняты подранки, он лишний раз убеждается, что из своего настоящего он не может его ни понять, ни оценить. У Губенко-режиссера были выдающиеся прозрения. Это потом его погубила та жизнь, тот контекст, в который он был погружен.

Понимаете, не просто смотрел, я в некотором смысле фанат Андрея И. Мне очень жаль, что он снимает сейчас телевизионные картины, а у него гениальный, огромный потенциал. Вот человек, который умеет летать. Меня кое-что бесит в его картинах, конечно, в частности, некоторый избыток тех же физиологизмов, но «Конструктор красного цвета» — это такая блестящая идея и так последовательно реализованная! Кто не видел картину, посмотрите, она есть в сети. Там в основе сюжета, в основе толчка сюжетного мысль о том, что переливание мертвой крови, условно — крови мертвых доноров, приводит к тому, что в теле человека поселяется определенный вирус смерти, губительный. И все для него меняется, получаются такие…

Знаете, у меня была идея снять «Эвакуатора», потому что «Эвакуатор», вообще говоря, и писался как сценарий. И опцион на него был куплен, и трижды разные режиссёры за него брались. И всякий раз это приводило к получению небольших денег из-за того же опциона и к отсутствию позора, то есть фильм не получался. Я знаю, как снимать «Эвакуатора», и я когда-нибудь это сделаю, но думаю, что не сейчас.

Что касается остальных каких-то фильмов, экранизаций, идей. Мне кажется, что ближе всего мне была бы манера Хуциева, и я снял бы какой-то фильм про сейчас. Не знаю, по своему ли сценарию или по чужому, но мне интересна личность сопротивляющегося человека вот сегодня, человека, который бы сопротивлялся. Я в…