Да нет, это довольно устаревшая мысль. Рассказ жив благодаря двум форматам, которые непредсказуемым, неучтенным образом выдвинулись на первый план. Были люди, которые рассказ хоронили. Сборник новелл действительно превратился в такую определенную экзотику, и я объясню, почему. Во-первых, есть блог, а во-вторых, есть глянцевый журнал, который предоставляет для рассказа, пожалуй, универсальную, пожалуй, идеальную площадку. На фоне кризиса «толстых» журналов глянец, по точному предсказанию Шкловского, выдвинулся из маргинальных позиций в центр. И, конечно, благодаря глянцу, где охотно печатаются и Сорокин, и Пелевин, и молодые, талантливые мастера, рассказ отвоевал свое литературное пространство. Проблема в ином. Понимаете, сборник рассказов — трудное, редкое чтение, потому что написать хороший рассказ труднее, чем роман. Я это потому, собственно, говорю, что сам я пишу.
Дело в том, что я сборник рассказов сейчас готовлю и понимаю, как это трудно. Я более-менее умею писать (кто-то скажет «посредственные», кто-то — «хорошие») романы, потому что романы как жизнь, в них есть пространство для ретардации, в них есть соединительная ткань. Роман не обязан быть весь сильным, а в рассказе каждый знак препинания важен, в рассказе должны быть сплошные мускулы, там жира не должно быть вообще никакого. Написать качественный рассказ — это задача для опытного литератора. Обратите внимание, что большинство авторов первого ряда начинали либо с очень плохих рассказов (даже ранние рассказы Бабеля, вроде «Старого Шлойме», поражают инфантилизмом), либо большой формой, как Юрий Герман, который начал с двух романов. Он, по-моему, рассказы так и не начал систематически писать. Повести у него были хорошие, а так роман был его главным жанром.
Мопассан начинал с повести, страшно перечитать «Доктора Ираклия Глосса», потому что она действительно какая-то глоссолалия, дикое количество лишнего. Хорошие рассказы… мысль о том, что надо начинать с рассказов, а потом переходить к большой форме, — это как ставить телегу вперед лошади. Такие люди никогда вообще, видимо, не практиковали реальное письмо. Для того чтобы написать хороший рассказ, нужен колоссальный литературный и жизненный опыт.
Я прочел «Обманщиков» Драгунского (новый сборник его прозы), и я поразился, конечно. Там есть такой рассказ — «Мощные методы». Какое количество подтекстов, смыслов, деталей вложен в этот рассказ! Какой невероятной смысловой, ассоциативной нагрузкой отличается само название его — собственно, «Мощные методы» — это привет последнему неоконченному роману Галины Николаевой, тоже из быта ученых, «Сильное взаимодействие». То есть это и есть те самые мощные методы, описанные в рассказе.
Это, как всегда у Драгунского, рассказ о любви, причем это палимпсест, где о подлинном тексте приходится догадываться, он спрятан под поверхностью. Но это рассказ, который по количество работы, по количеству сведений, туда вложенных, эквивалентен роману. А «Окрашенный снег», «Вся правда о Геворке Гарибяне». Там есть действительно рассказы, которые, будучи развернуты, могли бы превратиться у дилетанта в роман. Как раз рассказ требует невероятной выдержки и подготовки.
Поэтому хороший сборник рассказов написать — это, возможно, задача лишь для пяти-шести людей в нашей литературе. Например, Валерий Попов новеллист крепкий; новеллист, который с первого сборника «Южнее, чем прежде», заявил о своем стиле. Но ведь это единичное явление, понимаете? Мне очень трудно назвать в России десяток крепких новеллистов. Потому что новелла — это жанр, предполагающий некоторую законченность, а в России ничто не предполагает законченности. И такая отточенность, как в прозе Трифонова, например (а у него рассказы действительно гениальные), — это покупается годами литературной работы, потому что лучшие свои рассказы (например, «Грибную осень» или «Игры в сумерках», или, например, «Самый маленький город») Трифонов написал после трех романов. Причем первый роман «Студенты» поразительно слаб, так что он всю жизнь мечтал его переписать, и, в общем-то, в «Доме на набережной», как правильно считает Никита Елисеев, он и переписал его.