Войти на БыковФМ через
Закрыть
Литература

Не могли бы вы пояснить свою идею о душевной болезни Льва Толстого? Высоко ли вы оцениваете роман «Воскресение»?

Дмитрий Быков
>500

Пока это как статья не оформлена, но, возможно, я сделаю из него большое высказывание. Мне бы не хотелось, чтобы это воспринималось как критика Толстого. Это всего лишь догадка о том, что его переворот 1881 года и арзамасский ужас 1869-го был следствием прогрессирующей душевной болезни, которая –  и это бывает довольно часто – никак не коррелировала ни с его интеллектуальными, ни с его художественными возможностями. Есть масса душевных болезней, которые сохраняют человеку в полном объеме его творческий и интеллектуальный потенциал. Более того, он критичен в отношении этих болезней, он это понимает. Глеб Успенский прекрасно понимал, что он болен, что не мешало ему испытывать чудовищное раздвоение личности: делить себя на Глеба и Иваныча. Куприн прекрасно понимал свою алкогольную зависимость и боролся с ней. Я думаю, что и Чехов прекрасно понимал свою патологическую клаустрофобию и страх тюрьмы. Поэтому именно в порядке борьбы с этим душевным недугом поехал на Сахалин (клин клином), чтобы бросить себя в то, чего он больше всего боялся. Ну и вылечился на какое-то время. Другое дело, что у него там плеврит случился, а плеврит превратился в туберкулез. Он вообще был предрасположен к туберкулезу.

Но тем не менее, у каждого автора есть определенный комплекс фобий или маний, с которыми он живет, с которыми он умеет справляться или, как  Гаршин, не умеет. Потому что у Гаршина, скорее всего, было страшное, в очень тяжелой форме биполярное расстройство (тогда оно называлось так, сегодня есть разные другие псевдонимы у этого заболевания). Некоторый синдром этого перехода – крайне резкий, мучительный – от депрессии к активности у него всегда происходил, раз в полгода. Он прекрасно это понимал, лечился в больнице.

То есть пост – это ни в коем случае не критика художественных произведений Толстого или его воззрений. Это, условно говоря, попытка объяснить (а началось все с дискуссии в Фейсбуке у Драгунского) и мотивировать поведение Нехлюдова. Если рассматривать поведение Нехлюдова как клинический случай, то там мотивация не нужна. Это человек, который находился в состоянии глубокого душевного кризиса и воспользовался первым предлогом, чтобы из этого кризиса выйти. Это подано как муки совести, но даже Маслова этому не верит. Она говорит: «Ты мной спастись хочешь».

Роман «Воскресение» я оцениваю уж точно не меньше «Анны Карениной», тем более, что это абсолютно новаторский роман, и он не может быть, строго говоря, по художественным своим достоинствам равен «Анне Карениной». «Анна Каренина» – это высшее достижение в жанре психологического романа, а «Воскресение» роман совершенно другой. Роман, в котором сильны черты документальной прозы; роман, в котором множество авторских отступлений. Это роман, в котором, вообще говоря, автор ставит себе совершенно новые художественные задачи. Будем откровенны, совершенство не входит в круг этих задач. Наоборот, его, может быть, и интересовало написать такой «несовершенный» роман, крайне раздерганный. «Братья Карамазовы» вещь тоже с точки зрения художественной соразмерности далеко уступают, скажем, «Идиоту» или «Бесам». Там очень много  – на первый взгляд – лишнего,  но с другой стороны, как говорил тот же Достоевский, «пусть будет памфлет, но я выскажусь».

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Почему роман «Что делать?» Николая Чернышевского исключили из школьной программы?

Да потому что систем обладает не мозговым, а каким-то спинномозговым, на уровне инстинкта, чутьем на все опасное. «Что делать?» — это роман на очень простую тему. Он о том, что, пока в русской семье царит патриархальность, патриархат, в русской политической жизни не будет свободы. Вот и все, об этом роман. И он поэтому Ленина «глубоко перепахал».

Русская семья, где чувство собственника преобладает над уважением к женщине, над достоинствами ее,— да, наверное, это утопия — избавиться от чувства ревности. Но тем не менее, все семьи русских модернистов (Маяковского, Ленина, Гиппиус-Мережковского-Философова) на этом строились. Это была попытка разрушить патриархальную семью и через это…

Почему в книге «Жареные зелёные помидоры в кафе «Полустанок»» Фэнни Флэгг, есть глава, повторяющая рассказ «Слон» Александра Куприна? Читала ли она его рассказ?

То, что она его читала, это явно. Дело в том, что рассказ Куприна «Слон» – один из самых популярных в мире рассказов детской литературы. Он не детский. Куприн вообще был довольно знаменитый писатель. Это когда он жил в эмиграции, во Франции, да еще он попал туда в послевоенные, послереволюционные времена, когда вообще очень трудно было выжить и напечататься, когда практически не печатали своих-то писателей, а уж эмигрантов и подавно. Но Куприн был очень знаменит: его переводили в Англии, Куприна хорошо знали в Америке. Он был действительно такой русский американец: не зря он популяризировал здесь Берт Гарта, Лондона. Рассказ «Слон» там знали наверняка, и Фанни Флэгг, вероятно, его читала. Это же…

Не кажется ли вам, что в фильме «История одного назначения» Авдотьи Смирновой было вполне достаточно истории о солдате-писаре и о попытке Толстого его спасти? Зачем нам подробности личной жизни Льва Николаевича?

Понимаете, в фильме должно быть второе дно. В фильме события должны отбрасывать тень, и эта тень не должна быть, помните, как у Набокова, «нарисована темной полосой для круглоты». Нужен объем. В фильме не может быть одной линии. Линия Шабунина была бы скучна. Нам надо показать и линию жизни Толстого, и линию отношений с отцом Колокольцева, и частично — с забросом, с флэшбеком — биографию Стасюлевича, и историю этого поляка-офицера. Понимаете, чем многогеройней картина, чем плотнее сеть, которую автор плетет из разных линий, тем больше он в эту сеть поймает. Я вообще категорический противник однолинейных вещей.

Знаете, я, когда смотрел картину, мне казалось, что вот и это лишнее, и это…

Лишённый чуда Новый Завет Льва Толстого, не является ли он предтечей рациональности Дмитрия Мережковского в романе «Воскресшие боги. Леонардо да Винчи»?

Ну, в известном смысле является, потому что Мережковский же почти толстовец, по многим своим взглядам. Но тут в чём дело… Для Мережковского единственное чудо лежит в плоскости художественного, для Мережковского само по себе творчество — уже присутствие Бога и чуда. Толстой к творчеству относился, как мы знаем, гораздо более прозаически, в последние годы как к игрушке. В остальном, конечно, Мережковский рационален. Да, он действительно считает, что вера — это вопрос разума. Точка зрения, может быть, немного схоластическая.

Понимаете, слишком часто иррациональными вещами — экстазом, бредом, слишком часто этим оправдывалось зверство. Ведь те люди, которые ненавидят рациональную…