Войти на БыковФМ через
Закрыть
История

Что вы думаете о деле «Человек из Сомертона»?

Дмитрий Быков
>250

Видите ли, о деле «Человека из Сомертона» я много говорил. И, собственно, человек из Сомертона — один из главных персонажей моего романа «Океан». В самом общем виде я считаю это классической тайной, в которой наличествуют три главные черты настоящей неразрешимой тайны. Я вам эти три черты не назову, они составляют тему «Океана». Дело «Человека из Сомертона», как и история перевала Дятлова, как и исчезновение Джемисонов (ах, какая история!) — это такие эталонные тайны, которые человечеству необходимы. Недавно в мое сообщество выложен был мой материал про девочку-маугли кампучийскую-камбоджийскую (я ездил про нее писать). Я вот там пишу об этих чертах тайны, которые человеку на самом деле необходимы, чтобы он чувствовал границы своего познания. Без этого в нем нет ни смирения, ни религиозного чувства настоящего.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Почему вы считаете, что ближайший метасюжет – это диверсификация? Как строится этот сюжет? Какие герои там будут задействованы?

Знаете, если бы я это знал, более того, если бы я хотел об этом говорить, я бы, наверное, уже написал «Океан». Или «Интим» уже закончил был. Но проблема в том, что я пытаюсь это на своем примере, на своем опыте понять. То, что человек диверсифицируется, раскалывается, перестает восприниматься как цельное явление; то, что человечество разделяется на несколько уже не рас, а антропологических типов, которые друг с другом несовместимы, – это и есть главное содержание большого откровения ХХ века. То большое откровение, которое пережил в своем время, как вы помните, Максим Каммерер (в 89 лет) и о котором он написал «Волны гасят ветер».

Человечество не монолитно, человек не един. Как Стругацкие…

Что вы думаете о повести «Дьявол среди людей» Аркадия Стругацкого?

Мне кажется, что главный пафос «Дьявола среди людей», как я его, во всяком случае, понимаю, в том, что скромнее надо быть. Главный герой этой повести, Ким Волошин, полагал, что он является мстителем, инструментом мщения, а оказалось, что он здесь ни при чем. Потому что после его гибели господь продолжал осуществлять месть, а Ким случайно оказывался в этих местах и считал себя инструментом божьего гнева. Это то, что Стругацкие называли «несчастный мститель». А в финале этой повести удивительным образом оказалось, что Ким Волошин вообще здесь ни при чем, что мир, как это всегда бывает у Стругацких, страшнее и иррациональнее, чем кажется герою. Герой думает, что есть теория, могущая все объяснить, а…

Что вы думаете о творчестве Жоржа Перека?

Он, собственно, известен мне только с одной стороны, хотя у него было очень много замечательных историй. Даже название одной его вещи мне кажется стоящим… Мне кажется, даже читать ее необязательно — «Какой мопед с хромированным рулем в задней части двора?». Мне кажется, это как у Грина — скажем, «Синий каскад Теллури» или «На облачном берегу» — название уже такое небесное, что не нужно никаких текстов, хотя сами рассказы тоже гениальные.

У него я читал один роман — «Жизнь, способ употребления». Читал по-английски, потому что он как-то попался мне под руку в Чикаго, и я его купил. Купил потому, что я тогда писал «Квартал» — ну, придумывал «Квартал», и мне интересны были разные экзотические…

Был ли в XX веке рано умерший писатель имеющий Лермонтовский потенциал?

Я думаю, два таких человека было. Один, безусловно, Гумилев. Мне кажется, что его стихотворения (во всяком случае, его потрясающие совершенно тексты, вошедшие в последнюю книгу, в «Огненный столп») обещали нам какого-то совершенно гениального духовидца. И неслучайно Ахматова называла его поэтом прежде всего духовного, блейковского плана. Мне кажется, что это действительно великий в потенции поэт. Да и хватает великого в его опубликованных текстах.

Второй — это проживший всего двадцать лет (или даже девятнадцать) Владимир Полетаев. Абсолютно гениальный молодой поэт, у которого уже, по-моему, по первым стихам (13-, 14-летнего подростка) было понятно, что он мог бы убрать, вообще…

Интересовались ли вы оккультной или языческой литературой? Как вы думаете, почему именно «Остромовы» стали столь известны?

Меня всегда интересовал феномен секты, феномен купленной правоты, феномен травли. Это тема, которая интересует меня, о чем бы я ни писал. Наверное, потому что в моей жизни они играли большую роль — не только потому, что меня кто-то травил,— а потому что меня интересует чужая сплоченность на почве ложной идеи. Истинная идея не порождает фанатизма. Как я отношусь к этим остромовым и почему они становились столь авторитетными духовными учителями? Видите ли, все зависит от их цели. Если они становились ради того, чтобы стричь или доить по сомах — как Остромов, или Блаватская, или, как в наименьшей степени, Гурджиев, который, как мне кажется, все-таки какие-то серьезные цели перед собой ставил, он не был…

Каким вы видите образ Бога? Если это дух, то как он вмешиваясь в дела мирские? Зачем Богу понадобилось сотворение человека?

Если бы я знал этот вопрос, я бы с ним к вам не обращался. Для меня как раз, ну, можно сказать, это ключевой вопрос романа «Океан». Хотя это вообще ключевой вопрос всей жизни: для чего создан вот этот странный биоробот Бога? Конечно, мы не свидетели. Конечно, мы орудие. Но зачем Бог создал этого робота? Ну, как робот создан до известной степени по образу и подобию человека… Хотя бывают роботы совершенно другие, да? Ну, типа кошек или, я не знаю, типа… Ну, знаете, мало ли роботов сейчас создается, кинетических скульптур. Но допустим, что он создан по образу и подобию Божьему. Вопрос — зачем он создан?

Потому что мне правильно пишут очень многие (я получаю массу писем на эту тему), что «вот человек…

Как вы относитесь к высказыванию, что городская среда и архитектура формируют человека и общество?

Не верю в это. Я помню замечательную фразу Валерия Попова о том, что когда ты идешь среди ленинградской классической архитектуры, ты понимаешь свое место, ты знаешь его. Справедливо. Но знаю я и то, что никакая архитектура, к сожалению, не способна создать для человека культурную, воспитывающую его среду. В Европе все с архитектурой очень неплохо обстояло: и в Кельне, и в Мюнхене, и никого это не остановило. И в Австро-Венгрии, в Вене, неплохо все обстояло. И все это уничтожено. И Дрезден, пока его не разбомбили, был вполне себе красивый город. Я не думаю, что городская среда формирует. Формирует контекст, в котором ты живешь.

Другое дело, что, действительно, прямые улицы Петербурга как-то…