Ну, Белинский — просто лучший русский литературный критик своей эпохи. И тут важно не то, что он новатор, а то, что он прекрасно умеет разбирать текст. Он, во-первых, человек очень остроумный, прежде всего. Его разборы, такие как, скажем, разборы гоголевских «Выбранных писем», они всегда отличаются замечательным умением подобрать цитаты (хотя он, пожалуй, несколько ими злоупотребляет), ну и конечно, высмеять он умеет как мало кто.
У Белинского был как у критика, понимаете, один только реальный недостаток, как мне представляется: он несколько недооценивал фантастику. Он писал: «Фантастическое в наше время может иметь место только в домах умалишённых»,— пишет он в своей статье «Взгляд на русскую литературу», кажется, 1847-го года. Это там, где он разбирает «Двойника» Достоевского. У Достоевского есть два, на мой взгляд, великих текста — «Двойник» и «Дневник». Сам Достоевский утверждал, что важнее идеи «Двойника» он ничего в литературе не проводил. Это идея, которая впоследствии, так интересно была разобрана у Маканина в «Ключарёве и Алимушкине». Помните, там, что у каждого неудачника есть счастливый двойник, который за его счёт жирует. Вот есть один господин Голядкин, неудачный. А есть другой господин Голядкин, который постепенно вытесняет его из жизни. Блестящая мысль, во всяком случае дающая великие фабульные возможности. Белинский посмеялся над этим.
Посмеялся он и над «Хозяйкой», замечательной повестью. Он говорит, что «в ней сверкают яркие искры большого таланта, но сверкают они в такой густой темноте, что ничего не дают рассмотреть». И «Господин Прохарчин», и «Хозяйка», и «Слабое сердце», и «Неточка Незванова», весь доарестный Достоевский — это великие возможности, великие обещания. Мне кажется, что Достоевского переломила каторга и вызвала у него нечто вроде стокгольмского синдрома. А Достоевский до каторги — это писатель подлинно великий, великих обещаний.
Вот Белинский после «Бедных людей», довольно вторичных, ничего уже в нём не разглядел. Но во всяком случае Белинский, разбирающий «Онегина», Белинский, пишущий о «Годунове», Белинский, пишущий о «Герое нашего времени»,— это критик первого разряда. К нему надо прислушиваться. Ну, определённый культ Белинского, понятное дело, почему мне присущ. Потому что всё-таки мать моя — выпускница МГПИ тогда, а ныне МПГУ. А Головенченко как раз, их ректор, он же собственно был главный специалист по Белинскому, и именно поэтому и дома у нас знаменитый трёхтомник под его редакцией. И Ким — выпускник того же вуза и того даже курса. Это всё люди, для которых Белинский — важный автор. Ну, вот так их воспитывали.
Я считаю, что чтение Белинского — это для молодого критика хорошая школа. В России было два критика, писавших интересно: Белинский и Писарев. Причём Писарева я ставлю выше. Ну, конечно, мне скажут: «А как же Аполлон Григорьев?» Аполлон Григорьев — замечательный критик и писатель, но всё-таки это, понимаете ли, не столько критика, а сколько лирика. Это не разборы. Гениальным критиком был Иннокентий Анненский, автор «Книги отражений», да, но дорог он нам не этим.
