Как-то Толстая и Смирнова сказали, что Земфира — настоящая поэзия, а Диана Арбенина — нет. А разве не наоборот?

Нет. Я вообще люблю Смирнову. Мне нравится «Связь», нравится её экранизация «Отцов и детей». С наслаждением жду картины вот сейчас выходящей — «История одного назначения». Тем более, что Алексей Смирнов там в главной роли, а он зарекомендовал себя отличным режиссером. Режиссеры обычно хорошие артисты. Вообще, все Смирновы, как и все Драгунские, как и все Тодоровские, очень талантливы. Но я, именно фильм «Кококо», не люблю, потому что мне кажется, что это облегченная версия довольно серьезной проблемы.

Для меня это сравнение однозначно в пользу Гайсиной, потому что у нее стихи лучше. Земфира – в огромной степени результат ее высокой музыкальной культуры, которую я вполне оценить не могу; саунда, который многие профессионалы типа Козырева ценят достаточно высоко; ну и за счет ее очень плохого характера, эпатажного, что привлекало к ней внимание.

Айгель Гайсина – тоже человек, озабоченный своим пиаром, но при этом гораздо более сложный и лучше воспитанный. Хотя я очень люблю некоторые песни Земфиры Рамазановой – прежде всего «Румбу» или «Прости меня, моя любовь». Но с точки зрения литературной, которую только я и могу оценить (я же не музыкант и не музыковед), Гайсина и группа «Аигел»…

Внешне очень, внутренне — трудно сказать. Но, наверное, есть определенное сходство между Смирновым и Буниным в том плане, что они такие жестокие художники, одержимые некоммуникабельностью. Проблемы одиночества, то, что у Смирнова так в «Осени» остро, проблемы чрезвычайно трудного, мучительного взаимного притирания людей, такой изначальной некоммуникабельности мира всего. Смирнов — да, он такой жестокий художник, он на Бунина похож, особенно в сценариях своих. У него вышла книга сценариев, по-моему, очень хорошая. И вот его пьеса «Родненькие мои», которую он считает своим высшим художественным свершением, или сценарий «Жила-была одна баба», никакой идеализации народа, некоторые…

Роман «Кысь» мне кажется донельзя вторичным по отношению к большинству романов эсхатологического толка, начиная с уиндемовского «Отклонения от нормы» и кончая сравнительно недавними антиутопиями 90-х. Мне нравились очень многие ранние рассказы Татьяны Толстой. Вообще в Татьяне Толстой, хотя она много писала про меня всяких гадостей (может быть, и правильно делала), мне привлекательно то, что она человек бесстрашный. Вот она не боится быть собой, не боится подставляться. Я люблю людей, которые подставляются.

Я не думаю, что она талантливее. Наоборот, я думаю, что он на нее очень позитивно повлиял. Кортнев вообще, по-моему, человек исключительно одаренный, и я вот ему сказал, что первый признак его одаренности — то, что в его присутствии люди умнеют, становятся талантливее. В том, что его влияние, сама эманация его личности как-то заставляют в его присутствии как-то подниматься и показывать свой максимум. Он человек не простой, но очень доброжелательный, щедрый и феноменально одаренный. Я очень Кортнева люблю: и песни его, и поведение, и музыку, и все.

Но Богушевская, как мне кажется, когда она была под его влиянием и в его орбите, выпустила «Книгу песен», и это замечательный альбом. Правда,…

Как раз Кохановский сделал прекрасную книгу «Всё не так, ребята…», где собрал порядка 50 разных мемуарных свидетельств о Высоцком. И там, понимаете, выясняется странная вещь. Выясняется, что Высоцкого-человека почти никто не помнит. Помнят песни, первые знакомства с ними, помнят роли, а как человек… Он не только не занимался жизнетворчеством, а он вообще, кажется, почти не жил. Он только снимался, пел, страшно много концертировал, довольно много сочинял (хотя меньше, чем ему хотелось бы), но Высоцкого-человека почти нет. Нет остроумных реплик, нет мучительных романов.

Романы были в основном, надо сказать, довольно потребительские — ну, такое удовлетворение физиологической…

Ничем абсолютно. Все кумиры всегда отличаются способностью просчитать на ход вперед. Совпасть со временем, но угадать, что будет. Да, это вполне. Я не понимаю, что такое Моргенштерн, но, если нравится детям, то, наверное… Мои школьники мне пытались объяснить, почему это прекрасно, но я все равно не понял. Просто мне нравится, что они слушают. А вот Монеточка, например, у меня вызывает восторг, «Я переживу» — это просто великие стихи. Вообще Монеточка классная. Я всегда буду благодарен сынку что он — ему еще было 17 — после первого ее альбома он сказал мне, это класс.

Там показан не Псой. Там некий гибрид из Псоя Короленко и Шиша Брянского — такой Пшиш Коробрянский. Написан с большой любовью, честно вам скажу. Псой там, кстати, вполне положительный.

Что-то в творчестве и в манере Короленко (Павла Лиона) меня раздражает, что-то восхищает. Некоторые его песни, такие, как «Будущего нет» или «Невский проспект», меня восхищают. У них прекрасный мотив — привязчивый, трудно отвязаться. Шиша Брянского я тоже очень люблю и как поэта, и как автора-исполнителя. Опять-таки, многие песни Псоя мне кажутся совершенно пустыми, а некоторые замечательно глубокими. То есть да, это очень интересно.

Что никогда не нравился — понимаете, но ведь он не пряник,…

Очень хочу и, наверное, сделаю, потому что Шклярский — абсолютный кумир моего сына. Когда на запись одного музыкального эфира надо было Шклярскому вопросы задавать, я взял Андрюшу, и я хорошо помню, с каким обожанием тот на него смотрел. Шклярский вообще важный персонаж моей молодости, и пикниковские песни, в особенности, конечно, «Египтянин» или «Фиолетово-черный», — это на меня производило впечатление. Да и я помню, как в клуб «Ротонда» ходил на его сольный концерт. Нет, Шклярский замечателен. Понимаете, он всегда в черных очках, да и в жизни он такой же, он не очень любит исповедоваться. Поэтому разговаривать с ним трудно.