Ничем не мог, и не зря, собственно, гуигнгнмы — это четвертая, финальная часть его путешествий, начало духовного кризиса Свифта и начало его смертельной болезни. Он же, собственно, последние годы страдал от умственной деменции. Мне кажется, что идеализация гуигнгнмовского общества, в котором нет искусства (или искусство ограничено воспеванием дружбы), в котором нет излишеств,— это уже начало кое-какой деменции. Потому что, понимаете, общество, ограниченное прагматикой и лишенное роскоши, лишенное пусть даже порочных, но все-таки излишеств. Та же всеобщая похвала всеобщей кроткой животности, о которой говорил Шестов. Я этого не люблю и не понимаю. Я очень рад был начитывать четвертую…

Я боюсь, что этот смысл вам не понравится. Да и мне он не нравится. Художественное произведение выдающееся, а мысль о том, что животное лучше некоторых людей там же так странно обоснована: человека после его смерти стараются быстрее закопать, потому что его тело сгнило ещё при жизни, а лошадь и после смерти пригодилась. Это, как говорил Шестов, требование «всеобщей кроткой животности», которая есть в Толстом. Оно проистекает, конечно, не просто из срывания всех и всяческих масок, как это Ленин называл, не просто из-за отказа большинства конвенций; оно проистекает из толстовского глубокого убеждения, что личность человеку только мешает. Чем быстрее он от этой личности избавится, избавится от…