Александр Зиновьев

Абсурдизмом, потому что до абсурда дошло очень многое в советской системе управления. «Улитка…» пародирует абсурд руководства в институтских главах, Зиновьев пародирует абсурд двойной морали, интеллигентского конформизма. Это такой, я бы сказал, скучный, несколько выморочный, мрачный абсурд, который присутствует, скажем, и у Лема в «Рукописи, найденной в ванне», да и во многих текстах позднего социализма он сказался. Книга Зиновьева мне представляется все-таки скучной, масштабной, объемной. Те выдержки, которые все время печатал «Октябрь», были оптимальны. Все-таки два тома «Зияющих высот» — это многовато. И вообще, институтские главы «Улитки…» принадлежат к самым…

Понимаете, я никогда не читал его научных работ, поэтому не могу об этом судить. Он-то сам утверждал, что он сделал огромные открытия в области логики, изобрел какую-то совершенно новую логики. Я не специалист в области логики, в области классической философии. Здесь мне приходится ему верить на слово.

Но что касается его художественных произведений, то как раз здесь эволюция довольно типична. Он разочаровался в России, разочаровался в мире советском, но разочаровался он и в Западе: назвал западную философию «западнизмом». Не будучи достаточно высоко, адекватно – как ему казалось – там оценен, он вернулся и продолжал Запад поливать грязью 20 лет. «Зияющие высоты» кажутся мне…

Самого Зиновьева я знал очень мало, видел его раза три, когда он приезжал в Москву после эмиграции; потом он осел здесь окончательно. Я не могу, к сожалению, оценить его как учёного-логика, хотя сам он утверждал (только с его слов могу это говорить), что его международный авторитет как учёного выше, нежели его писательская слава. Возможно, и так. Я могу судить лишь о его художественном творчестве. В этом смысле «Зияющие высоты» представляются мне замечательной книгой — не шедевром, потому что они затянуты явно, содержат много повторов. Как писатель он — безусловный ученик Салтыкова-Щедрина, но, конечно, не обладает, на мой взгляд, щедринским темпераментом и щедринским художественным…

В одном аспекте — безусловно. Я в своей статье «Казус Улицкой или Пятая проза», которая посвящена разбору скандала вокруг «Чумы», разбирал этот казус с точки зрения такого рассказа Дунского и Фрида «Лучший из них». Когда главный герой чалится на вологодской пересылке в 1945 году. «Жранья от пуза, полный сидор смолы висит» — как бы таких примитивных физиологических потребностей нет, и все заняты тем, кого заземлить. Ищут, кого лишить воровских прав. Ищут солдатские причины, условно говоря, скомпрометировать друг друга.

У нас сейчас примерно та же история. То есть мы находимся в известном смысле на вологодской пересылке. Жранья пока хватает, но дела нет. Нет общего занятия.…

Они отличаются очень сильно, примерно как шарашка от санатория. То, что Лимонов назвал, критикуя западное общество, «дисциплинарным санаторием». Интгерал — это шарашка, это такое гениальное провидение Замятина, будущего технического, тотально прозрачного мира, где люди заняты делом, где не осталось места эмоциям. Кстати, идея Стругацких — это тот же Интеграл с человеческим лицом. Поскольку у меня роман так или иначе связан с темой шарашки, я все время сейчас размышляю над темой шарашки как такой оптимальной, что ли, стратегии организации интеллектуального пространства при тоталитаризме. А другого-то варианта нет. И в связи с «Дау», конечно. И я думаю, насколько это способно…

Нет, это напрасно, потому что Павел Фокин замечательно придумал эту серию и очень хорошо её делает. Но вот другое дело, что Зиновьев — вот у меня скорее как раз эта фигура всегда вызывала подозрение, главным образом из-за своего фантастического самомнения. Зиновьев всегда был уверен, что он очень крупный ученый, что он великий социальный мыслитель, что он огромный писатель, потрясающий художник. То есть его самооценка всегда была страшно завышена. Из людей, которые высоко оценивали «Зияющие высоты»… Ну, восторженный отзыв я слышал в свое время от Михаила Соколова, моего когда-то учителя в журналистике, а ныне главного редактора, насколько я помню, «Радио Свобода». В остальном оценки «Зияющих…

Не только. То, что вся, грубо говоря, теория Щедровицкого, игры Щедровицкого, вся методология в целом — это изысканный способ манипуляции и опускания собеседника,— это совершенно очевидно, притом, что в московском методологическом кружке были замечательные головы и интересные идеи; это действительно подмена сути полемики способом полемики, как мне представляется. Все это манипуляция и, насколько я знаю, очень многие современные руководители проходили тренинги у Щедровицкого и его сына, а многие считали труды Щедровицкого (по-моему, восьмитомник издан, если я ничего не путаю). Но вообще, надо вам сказать, что московский методологический кружок и московский философский кружок, куда…

Так получилось, что «Sartor Resartus» я читал когда-то в молодости, поэтому я могу об этом говорить, во всяком случае. Действительно в Европе существовала традиция научной прозы, которая представлена и Дидро, и отчасти Карлайлем, конечно. И в значительной степени я думаю, что и эссеистическая проза Стерна находится в этом же русле. В конце концов, проза не обязана быть чистой беллетристикой. Это может быть и научный роман, роман-трактат.

В этом смысле «Зияющие высоты» — это замечательная книга. То, что там жёсткая несправедливость сказана, то, что сказано там о Театре на Ибанке (там город весь стоит на реке — Ибанск), то, что связано там с философом как представителем…