Войти на БыковФМ через
Закрыть
Литература

В фильме «Облепиховое лето» Алфёрова есть эпизод: Вампилов с Рубцовым, побывав на богемном квартирнике, обсуждают шестидесятников — Рубцов говорит: «Они называют себя диссидентами, говорят, что им не хватает свободы, а им просто шмоток не хватает», а Вампилов отвечает: «Зовут себя репрессированными, а у Беллы — отец в торгпредстве...». Действительно ли в литературной богеме была такая неприязнь из-за социальных различий?

Дмитрий Быков
>250

Она была всегда и не только из-за социальных различий. Но, мне кажется, приписывая подобные высказывания Рубцову и в особенности Вампилову, авторы картины совершают довольно грубую подмену. Во-первых, отношения Рубцова с Вампиловым носили характер довольно поверхностный, насколько я знаю, регулярного и тесного общения между ними не было. Они просто жили в совершенно разных местах и условиях, хотя и были ровесниками. И оба они были надеждами «молодой» литературы, хотя им уже было по 35. Они в 35 и погибли.

Что касается Вампилова. Рубцову, да и то в меньшей степени, но была присуща определенное (это вечная черта почвенников) чувство, что популярные поэты ищут эстрадных выступлений и шмоток, а никаких запросов у них нет, и свобода им не нужна. А вот нам-то она нужна. Это вечный элемент вражды почвенников с городскими: мы-то сирые, мы-то убогие, а у них-то джинсы… Но мне кажется, что Рубцову вкладывать такую примитивно — завистливую, такую социально завистливую мысль не было особенной необходимостью. Рубцов при всех своих проблемах (при том, что личная его жизнь была непрекращающейся катастрофой, и убит он был в драке с любимой, и жизнь он жил небогато, и пил он много), но Рубцов был адекватный, довольно светлый человек. Самоироничный, безусловно, очень талантливый поэт. По крайней мере, стихов 20 у него есть первого класса, я думаю. Хоть он и эволюционировал явно в сторону большего пафоса, ощущая себя под влиянием Кожинова знаменем тихой лирики, что само по себе довольно оксюморонно, все-таки сохранял ещё в 35 лет некую объективность суждений о коллегах из противоположного направления.

Что касается Вампилова, то его путь вообще не очевиден. Я не думаю, что он, подобно Распутину, двинулся бы в почвенную сторону. Хотя они оба иркутяне, оба горожане, оба — выпускники университета, насколько я помню, журналистики, кажется. И они оба довольно триумфально начали. При том, что у Вампилова пьесы нелегко пробивались на сцену, но его считали драматургом поколения номер один. Как, кстати, Чехова писателем номер один в его время. Я хорошо помню разговоры о Вампилове после его смерти. В 1972 году Вампилова называли в числе самых талантливых писателей России. Я читал довольно много журналов, об этом рассказывающих, читал рецензии тех времен. Вампилова воспринимали, безусловно, как одного из ведущих авторов, и, более того, как надежду всей российской драматургии. Конечно, «Утиная охота» довольно трудно пробивалась на сцену, конечно, были проблемы с «Провинциальными анекдотами». Конечно, он мало печатался, и если у его и вышла книжка прозы, это были юморески в местном издательстве.

Но тем не менее нельзя сказать, что Вампилов или, тем более, Распутин страдали от чувства собственной невостребованности. Возможно, они, как все советские писатели, остро чувствовали свою свободу. Но, конечно, у них не было ощущения изгойства и, главное, не было ощущения социальной зависти. Я не могу представить Распутина, который с завистью говорил бы: «А у Андрона вот такой-то папа». Я думаю, что это тогда была ещё единая, едиными правилами связанная творческая интеллигенция, довольно солидарная. И ничто не мешало Распутину помогать Евтушенко с публикацией «Ягодных мест». Без его предисловия книга бы не вышла. И ничто не мешало Вознесенскому поддерживать дружбу с Саввой Ямщиковым или Тарковскому тоже.

То есть это были все-таки в те времена, когда все ещё были в одной лодке, довольно солидарные круги. Главное, что не очень понятно, что стало бы с Вампиловым. Не очень понятно, куда бы он стал эволюционировать. Я думаю, что в сторону прозы или драматургии такой религиозной. Поэтому уже тоска, страшная тоска безрелигиозного сознания чувствуется в «Провинциальных анекдотах» и в особенности в «Утиной охоте». Мне кажется, что он стал бы таким драматургом социального беспокойства. Он писал бы то, что… Это осталось, в общем, ненаписанным, потому что… Вот Володин слишком сказочник, чтобы писать такие пьесы, он слишком поэт. Вампилов, во-первых, гениально строил сюжет. Во-вторых, у него потрясающая точность диалогов. В-третьих, он очень хорошо чувствует социальные проблемы: появление этих удачных людей типа официанта в «Утиной охоте», появление типа Зилова, у которого все есть и который никому не нужен и сам себе не нужен. Из этого же потом получились «Полеты во сне и наяву».

Он и Шпаликов могли был написать какую-то правду о разложении советских типажей в 70-е годы. Не получилось, и только, пожалуй, у Владимира Кормера в романе «Наследство» отражен этот кошмар, это разложение советского социума и постепенная его деградация. Вампилов далеко не императивно принадлежал к почвенному лагерю. Пребывание его на Байкале не императивно направляло его по стопам Распутина. Я думаю, что Распутин пережил тяжелейший кризис, тяжелейшую трагедию, после которой ничего равного своим первым вещам он написать, конечно же, не мог. Я думаю, что как бы похороны собственного дара и собственных представлений о России — это «Прощание с Матерой». А все дальнейшее (при том, что у него в последние годы случались изумительно талантливые рассказы, он был блестящий писатель) — это гибель своеобразного и мощного дарования, которая стала жертвой ложной идеи. Ложной, ксенофобской, плодящей непрерывные комплексы идеи собственной гиперполноценности и неполноценности одновременно, идеи националистической. Иногда восприятие Распутина — прямо агрессивное. Он, как мне кажется, не был создан для агрессии. Он был человеком добрым и сострадательным необычайно, очень милосердная проза, а вот он загнал себя в эту нишу страстного обличителя бездуховности. Мне кажется, что у Вампилова ничего подобного не было бы. Просто у Вампилова характер был сильнее, мне кажется.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Каких поэтов 70-х годов вы можете назвать?

Принято считать, что в 70-е годы лучше всех работали Слуцкий и Самойлов. Слуцкий до 1979 года, Самойлов — до конца. Из более младших — Чухонцев и Кушнер, и Юрий Кузнецов. Это те имена, которые называют обычно. Алексей Дидуров писал очень интересные вещи в 70-е, и ещё писал довольно хорошо Сергей Чудаков — это из людей маргинального слоя. Губанов уже умирал и спивался в это время. Понятно, что Высоцкий в 70-е написал меньше, но лучше. Окуджава в 70-е почти все время молчал как поэт, Галич — тоже, хотя несколько вещей были, но это уже, мне кажется, по сравнению с 60-ми не то чтобы самоповторы, но это не так оригинально. Конечно, Бродский, но Бродский работал за границей и как бы отдельно, вне этого…

В чем феномен Валентина Распутина? Какой у него литературный прототип?

Вот здесь сложно, понимаете? Феномен Распутина в том, что он — сугубо городской человек, который написал лучшую деревенскую прозу 80-х годов. И его городское образование, и его городская школа, сама городская техника его письма, очень, кстати, филигранная, очень сложная,— она и позволила написать ему деревенскую прозу. Потому что о деревенщиках говорят обычно: народные здоровые корни, исконность-посконность, и прочее. Большинство деревенщиков были людьми городской культуры. И как раз драму этого раздвоения лучше всех выразил Шукшин. И Федор Абрамов, автор великой деревенской прозы. Я её не считаю великой, но многие считают. Он был, между прочим, доцентом, литературным критиком и…

Есть ли связь между «Утиной охотой» Вампилова и романом «Географ глобус пропил» Иванова?

Понимаете, между романом и «Утиной охотой» связи нет, потому что для Иванова Служкин это герой такой немного юродивый, немного князь Мышкин, почему он и Служкин. Он чувствует бога и он вообще такой в поисках свободы, он трогательный человек. А тот, кого сыграл Хабенский… ну, которого поставил Велединский… Он, во-первых, действие романа перенёс на 10 лет вперёд. Во-вторых, это немножко люмпен. И он, хотя и очень славный малый, и подвергает детей вполне сознательной инициации, но он, конечно, гораздо примитивней, как мне кажется. И он более раздолбай. И этому герою меньше сочувствуешь, хотя им откровенно любуешься, ну, потому что Хабенский страшно обаятельный актёр, я не знаю другого персонажа с…

В чем принципиальное отличие «Осеннего марафона» Володина, «Полетов во сне и наяву» Мережко и «Утиной охоты» Вампилова? Кто из главных героев вызывает у вас наибольшую эмпатию?

Ну, понятное дело, что герой «Марафона», потому что он все-таки талантливый единственный из них из всех, он писатель. Не зря Данелия дал ему стихи Володина («И падать для чего звезде падучей?.. Ни для чего? На всякий случай?»). Никакой эмпатии, симпатии, сострадания не вызывает у меня Зилов — ни в каком исполнении, даже в ефремовском (представьте себе, я его видел). Мне Зилов активно несимпатичен. И думаю, что Вампилову тоже, при всем сходстве фамилий. Герой «Полетов во сне и наяву» тоже не вызывает у меня ни симпатии, ни понимания. А вот герой «Осеннего марафона» — да. Хотя он слабак, но он иронический, умный слабак, способный иногда на великие взбрыки, великие действия.

Ставите ли вы в один ряд Валентина Распутина с Братьями Стругацкими, Юрием Трифоновым и Василием Шукшиным?

Во-первых, я не ставлю в один ряд Стругацких, Трифонова и Шукшина. Это всё-таки люди разные, явления разнокалиберные. Распутин — безусловно, замечательное явление семидесятых годов. В том, что он писал после — например, в рассказе «Сеня едет», в потрясающей повести «Нежданно-негаданно» и отчасти даже в «Дочери Ивана, матери Ивана» — проблески былого таланта мелькают. Но начиная с «Пожара», как мне кажется, Распутин как писатель резко всё-таки… не скажу «деградирует», но он попадает во власть идеи. Это не всегда для писателя плохо, разные бывают идеи, но эта идея из тех, которая губит любой талант. Я это часто наблюдал. Может быть, наконец смертоносность этой идеи станет очевидна.

Я…

Как вы относитесь к творчеству Александра Вампилова? Чем его произведения берут и не отпускают?

Словестно объяснить сложно. Сейчас попробую. Когда у меня был цикл лекций для детей очередной, «Три странных пьесы» («Гроза», «Вишнёвый сад», «На дне»), я пытался самому себе, как я всегда это делаю, объяснить, почему та или иная вещь просится в пьесу, почему один сюжет просится в эпический роман, а другой — в пьесу. Я нашёл, что только две разновидности сюжетов требуют драматургии.

Первое — зрелищность, когда действительно хочется представить тот или иной сюжет на сцене, вот ту или иную сцену, эпизод какой-то. Ну, например, как явление Призрака в «Гамлете». В романе это делать не интересно, а на сцене интересно, потому что можно замечательно, зрелищно воспроизвести, как он мечется по…