Не факт. Очень возможно, что будет эффект. Гениальное заставит себя оценить рано или поздно. Но дело в том, что человек уже не произведет такого впечатления, какое производил Вийон. Потому что Вийон был 600 лет назад.
Точно так же мне, я помню, один выдающийся финансист сказал: «Хороший вы поэт, но ведь не Бродский». Я сказал: «Да, хороший вы банкир, но ведь не Ротшильд». Потому что Ротшильд был для своего времени. Он был первый среди равных. Сейчас, когда прошло уже 200 лет с начала империи Ротшильдов, даже Билл Гейтс не воспринимается как всемогущий, не воспринимается как символ. Потому что, скажем, для Долгорукова, героя «Подростка», Ротшильд — это символ, символ всемогущества. А Билл Гейтс не символ всемогущества, как бы он ни старался.
Поэтому произвести такое же впечатление, какое производили Пушкин, Мицкевич, Гете, на человека XXI-XXII века стихи не могут. Что может — затрудняюсь сказать. Может быть, какой-то подвиг самопожертвования. Может быть, какой-то изумительный новый скоростной способ передвижения. Но стихи для тех, кому это нужно, для тех 15% в мире, которым это интересно, остаются важной штукой.
И я не могу посетовать на то, что литература перестала людям быть интересна, перестала быть нужна. Наоборот, у меня есть такое стойкое ощущение, что с некоторой ретардацией, с частичным неоконсерватизмом, его таким пост-обамовским триумфом, который настал в Америке, отношение к литературе в мире стало несколько более серьезным. И уж конечно, в нынешней России политические преследования за слово перевели его в разряд просто первостепенно важных вещей.