Войти на БыковФМ через
Закрыть
Литература

Насколько достоверно отражена проблематика входа в профессию советского молодого учителя в рассказе Токаревой «День без вранья»?

Дмитрий Быков
>100

Не знаю, я думаю, что все фильмы о молодых учителях, будь то «Контрольная по специальности» или «Доживем до понедельника»,— это осталось в советском времени — отношение к профессии учителя как к профессии сакральной. Понимаете, в чем моральная проблема этого кино и вообще кино об учителях, да и, кстати, и прозы об учителях тоже. Достаточно вспомнить прозу Тендрякова, довольно убедительную, те же «Шестьдесят свечей» или «Расплату». Учитель — это фигура морально ответственная. Для того чтобы учить детей, для того чтобы им соответствовать, соответствовать этой миссии, мы должны быть на определенной моральной высоте. Точно так же, как и «День без вранья» Токаревой,— это рассказ о том, как учитель пытается перестать врать. Потому что если он будет врать, то чему же он научит детей?

Равным образом вообще проблему моральной ответственности учителя, как и для того чтобы учитель сам должен уметь, он сам должен быть морально совершенен,— это одна из проблем позднесоветской литературы, когда в условиях соцреалистической теплицы люди могли позволить себе роскошь думать о сложных вещах. Сегодня вопрос о моральной ответственности учителя, по-моему, не поднимается вообще. Поднимается главным образом вопрос о его социальном обеспечении, о его зарплате, о том, как вести себя учителю, который одет хуже, чем большинство учеников. Наверное, действительно, учителя надо накормить. Но это не отменяет гораздо более серьезной, гораздо более масштабной проблемы: а как, собственно, построить жизнь этого учителя, как ему соответствовать своей моральной задаче?

Я пока — во всяком случае, за последнее время — таких текстов не встречал. Даже лучший роман об учителях за последнее время, «Географ глобус пропил», по-настоящему этой проблемы не поднимает. Потому что Служкин все время выживает. Ему об аморальном послании, о своем праве учить этих детей элементарно некогда думать. Хотя он, пожалуй, единственный новый персонаж, который ещё задумывается о таких вещах, который ещё ставит перед собой такие вопросы. Вопросы, кстати, достаточно серьезные.

Советская власть, действительно, позволяла себе задумываться о моральном праве учителя на то, чтобы учить. Это есть у Токаревой и в «Талисмане», кстати, где тоже образ учителя замечательный. Токарева вообще один из немногих людей, кто всерьез задумывается о педагогике,— она все-таки учитель музыки по первому образованию. Но тут, понимаете, что надо иметь в виду: что советская власть была все-таки больной этической системой. Внутренне она была этической системой не просто несовершенной, а во многих отношениях патологической. И может быть именно поэтому её попытки нащупать моральные ответы всегда были такими а) безрелигиозными и б) довольно кривыми, как вот получалось у Тендрякова. Потому что в больной системе не может быть здорового ответа. В «Расплате» учитель несет моральную ответственность за то, что ученик взял и убил отца-алкоголика, или на нем этой моральной ответственности нет, потому что этому отцу туда и дорога? Это довольно серьезная проблема, и она не может получить правильного разрешения в больных этических координатах. Это, наверное, одна из главных бед советской власти: она ставила правильные вопросы, но в силу своей безрелигиозности, идеологической ангажированности, в силу просто своей философской узости она не могла давать правильные ответы, она была страшно стеснена.

Точно так же как сегодня в российской философии, в российской литературе не может быть никакой моральной проблематики прежде всего потому, что сама система сдвинута и скособочена. И она в некоторых отношениях просто патологична.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Не могли бы вы назвать произведения, которые очень вас рассмешили?

Я вслух смеялся от веллеровской «Баллады о знамени». Очень отчётливо помню, как я дома один ночью читаю только что привезённый Веллером из Эстонии ещё тогда препринт «Легенд Невского проспекта», читаю «Балладу о знамени» и хохочу в голос. Очень многое у Токаревой мне казалось забавным (у ранней, молодой Токаревой). Чтобы в голос смеяться… Кстати, ранние фантастические повести Алексея Иванова. В голос я смеялся над романами Михаила Успенского и весь самолёт напугал, хохоча над «Там, где нас нет». Да много текстов. Я не говорю уже про Ильфа и Петрова, которые тоже меня заставляли хохотать от души. Ну, много, много таких вещей, которые по-настоящему забавны.

Из переводной литературы — Виан.…

Можно ли рассматривать цепочку героев: Шестопала из фильма «Доживём до понедельника» Ростоцкого, Бессольцеву из книги «Чучело» Железникова и Ученика Серебренникова — как динамику вырождения системы образования?

Нет, конечно. Если брать Генку Шестопала из «Доживем до понедельника», это, скорее, такая цепочка, история фриков. Фрики становятся все более фриковатыми, все более чудовищными. Генка Шестопал, в общем, просто нонконформист, Бессольцева — уже жертва коллективной травли, а Ученик — это уже, в общем, маньяк. Это уже случая mania religiosa. То, что фрики становятся все более невыносимы, а масса все более агрессивна и в каком-то смысле все более отвратительна,— да, этого нельзя не заметить. Но это происходит не потому, что деградирует система образования, а потому, что деградирует общество и людям нечего делать. Понимаете, поляризация в любом обществе — это признак болезни. У меня в «ЖД» была…

Почему цензура испугалась фильма «Застава Ильича» Хуциева, но пропустила «Доживем до понедельника» Ростоцкого?

Видите ли, в свое время мне рассказывал Старыгин да и Полонский тоже. Они в этом фильме сделали специально несколько таких сцен, то, что они называли «кости». Бросим цензуре кости, пусть они прицепятся вот к этому, но пропустят картину. Такие же заманухи для цензуры были в фильме «Чужие письма». Самое главное в картине было спрятано, а на поверхность была выставлена фраза «Почему нельзя читать чужие письма? Нельзя, и все». То есть такая аксиоматичность этики. А фильм, на самом деле, про другое, хотя мне в нем дороже всего вот это. В «Доживем до понедельника» были некоторые вещи, как бы отвлекающие внимание. И поэтому цензура не обратила внимание на главную суть этого фильма, действительно,…

С какого произведения стоит начать читать Владимира Тендрякова? Каков ваш топ текстов у него?

Знаете, у Тендрякова не так много топ-текстов. У него есть хорошие вещи. Но, видите ли, попытки Тендрякова ставить проблемы в тотально аморальном и кривом обществе (как в «Расплате»: а вот имеет ли право подросток застрелить отца-алкоголика?) … Вся ситуация искусственная и кривая. Поэтому рассуждать о правах в этой искусственной ситуации –  тут хочется лишь повторить слова Набокова о Достоевском: «Раскольникову нужен не читатель, не писатель, не священник, а психотерапевт». «Шестьдесят свечей», совсем больная, выморочная вещь «Ночь после выпуска», хотя в ней остались какие-то приметы сложной душевной жизни человека ранних 70-х. Вообще Тендряков  – писатель первой…

Нравится ли вам фильм «Урок литературы» Алексея Коренева? Почему он мало кому известен?

Нет, это широко известная картина. Просто она не то что легла на полку, а получила 3-ю прокатную категорию, когда была снята.

Это маленький шедевр на фоне сегодняшнего кино. А на фоне кино тогдашнего это довольно заурядное произведение. В общем, будем откровенны, на 90% его очарования — это стиль НРЗБ. А так-то, в общем, для 1968-1969 годов (сравните это с «Доживем до понедельника») это такие детские игры.

Надо заметить, кстати, что фильм Дудя про «Ширли-мырли» довольно элементарен по-своему посылу, но сделан неслучайно. Дудь очень точно чувствует больной нерв эпохи. Вот больной нерв эпохи заключается в том, что Владимир Меньшов, как гениальный режиссер массового кино,…

Можно ли сказать, что Валя из фильма «Шут» Эшпая — это Гена Шестопал из фильма «Доживём до понедельника» Ростоцкого?

Мне случалось с Игорем Старыгиным обсуждать примерно смысл, который заложен в фильм «Доживём до понедельника», потому что это непростая картина, это фильм о крахе романтизма 60-х годов. Старыгин очень чётко формулировал замысел фильма: «Это фильм об историке, который устал преподавать эту историю». То есть об историке, который устал от повторяющихся штампов, устал от бесполезности его работы. Помните, он говорит: «Мой КПД мог бы быть гораздо выше». Там драма в другом. Генка Шестопал — он же поэт, романтик, вполне себе положительный герой, который противостоит Косте Батищеву, пытаясь каким-то образом утвердить всё-таки прежние романтические ценности. История Вали…