Чернышевский в своей теории «разумного эгоизма» действует применительно к обстоятельствам 1863 года. Его книга «Что делать?», написанная в тюрьме, чего нельзя забывать. «Что делать, когда ничего нельзя сделать?» — так следовало бы читать ее название. Делать себя, безусловно. «Разумный эгоизм» заключается не в том, чтобы обеспечить собственное процветание. Он заключается в том, чтобы — по Цветаевой — заботиться о своей душе, не подменяя таковую заботу достаточно фарисейской благотворительностью (это я постоянно цитирую ее знаменитое письмо к Бессарабову). Не нужно думать, что душа дана вам для добрых дел; она дана вам для работы над собой.
Теория разумного или здорового эгоизма сводится к тому, чтобы заниматься собой прежде всего, делая из себя «особенного человека». Термин «сверхчеловек» он не принимает, да его и не было тогда; «особенный человек». Рахметов — это «другой человек». И вот формировать себя по методе Рахметова — это не так глупо, это педагогика, направленная на самосовершенствовование. Фандорин, между прочим, исходит у Акунина из того же: достичь максимального совершенствования, чтобы старость была временем роста, а не временем упадка. Многие, кстати говоря, по такому сценарию и развиваются; в частности, мать моя, которая, безусловно, в старости умела больше, чем в сорок или в пятьдесят, и я с радостью наблюдал.
Примеры вообще здоровой и плодотворной, умной старости — они у нас перед глазами. И если бы у Чернышевского не было навыка себя все время воспитывать, он бы не вынес вилюйской ссылки, он бы не вынес каторги. Он не вынес бы катастрофы, случившейся с ним в 1864 году. Он по-настоящему был избран показательной жертвой, но что хотите говорите, а сломать его они не сумели. Вот в этом заключается «разумный эгоизм» — в делании себя, а не в делании для себя. Вот так бы я сформулировал, и это принципиальная позиция.
