Войти на БыковФМ через
Закрыть

Как ваша мать относилась к диссидентскому движению?

Дмитрий Быков
>250

Да понимаете, их толпы сидели у нас на кухне, в огромном количестве. И религиозные диссиденты — Николай Зубачев, например. Я хорошо его помню — он у нас в Чепелеве снимал дом. И диссиденты, просто издающие «Хронику текущих событий». И, кстати говоря, «Мои брови жаждут крови» я знал не от Кима — это пелось.

Самиздат дома был в большом количестве, тамиздат. Я помню, что я в 12 лет прочел Одоевцеву «На берегах Невы». Когда я читаю комментарии Олега Лекманова к «Жизнь прошла, а молодость длится», я вижу, сколько там лажи, сколько там вранья и сколько там цитирования чужих текстов под видом монологов. Но тогда, ребята, как это на меня действовало! Когда я в 12 лет наизусть знал:

К Гумилеву я постучалась.
Гумилев мне двери открыл.
Он сказал: «Напишите балладу
Обо мне и жизни моей».

Помните, да?

Но любимые им серафимы
За его прилетели душой,
И звезды в небе пели:
«Слава тебе, герой».

Это гениальные стихи. К Одоевцевой как ни относись, а это была важная для нас книга. Понимаете, мать ведь, собственно, в бытность свою в МГПИ напереписывала в тетради огромное количество Георгия Иванова — еще того, «Отплытие на остров Цереры». Еще «Горница» — вот эти все книжки.

Мы скучали зимой, влюблялись весной,
Играли в теннис мы жарким летом.
Теперь летим под бледной луной,

И осень правит кабриолетом.

Это на меня действовало абсолютно мистически. Точно так же вот тут к вопросу о том, как она формировала мои литературные вкусы. У нас был обычай: в конце каждого класса — денег никогда много не было, но мы ходили на Арбат, заходили в «Прагу», съедали в «Праге» так называемые рулики — эти любимые витки из ветчины. Потом шли по Арбату (тогда еще не пешеходному, по нему еще ходил 39-й), и покупали у букинистов книги.

И вот на «Сестру мою жизнь» у нас не хватило, а на «Спекторского» хватило. Поэтому я недостаточно знаю «Сестру мою жизнь» и не люблю «Сестру мою жизнь» как следовало бы, а люблю «Спекторского». Может быть, это потому, что «Спекторский» — более зрелая вещь, более прозоизированная. А может, потому что это вообще вершина творчества Пастернака.

Смею думать, что именно под влиянием матери я впервые сопоставил «Спекторского» с «Возмездием». И мне тогда еще, лет в 13, пришла в голову эта мысль, которую одновременно и независимо высказывала Лидия Чуковская: что «Спекторский» и вообще Пастернак — это попытка переписать «Возмездие» в мажоре, попытка переиграть Блока в мажоре. Да, вот такие вещи.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Какие стихотворения Бориса Пастернака вы считаете лучшими?

Ну, это «Рождественская звезда». Я могу, скорее, сказать, что я некоторые периоды у Пастернака люблю меньше. Я не люблю, не очень люблю ранние стихи:

В посаде, куда ни одна нога
Не ступала, лишь ворожеи да вьюги
Ступала нога, в бесноватой округе,
Где и то, как убитые, спят снега…

Это гениальное стихотворение, но оно мне говорит меньше, чем другие. Мне кажется, что у раннего Пастернака было много невнятицы, причем не сознательной, а проистекающей от литературной неопытности. Для меня лучший Пастернак — это некоторые стихи из сборника «Сестра моя жизнь», некоторые стихи из «Тем и вариаций», которые он и сам, мне кажется, напрасно недооценивал, называя…

Почему Пастернак в 1959 заинтересовался сюжетом пьесы о крепостном театре, где основная мысль в том, что творчество — единственный источник свободы?

Ну, видите, между «Слепой красавицей» и «Приключениями Буратино» существует масса таинственных сходств, которые я попытался как-то проанализировать в книге о Пастернаке. Мне кажется, глава «Слепая красавица» там одна из удачных, там присутствует некая новизна. Дело в том, что у Пастернака сложилось, я думаю, к 1959 году чёткое ощущение, что российская культура — это крепостной театр. А вот что будет с этим крепостным театром, когда его отпустят на свободу,— это вопрос. Конечно, Пастернак писал это, вдохновляемый датой. 1961 год, к которому он приурочил окончание пьесы,— это годовщина 100-летняя отмены крепостного права в России. Он её сопоставлял до известной степени с реформами Хрущёва, с…

Почему ваша мама любила «Тридцатую любовь Марины» Владимира Сорокина?

У моей матери был образцовый художественный вкус. «Тридцатая любовь Марины» — лучшее произведение Сорокина, на мой взгляд. Ну, «Сердца четырех» тоже, но оно испорчено эпатажными деталями, которые затеняют изящество замысла.

«Тридцатая любовь Марины», во-первых, очень женский роман. Роман о ничтожестве мужчин. Мать вполне разделял эту точку зрения, которую я, собственно, от нее и воспринял — что 70-е годы были женским временем. Фильмы «Странная женщина», «Сладкая женщина», «Время желаний», «Частная жизнь», «Старые стены», «Блондинка за углом», «Средство Макропулоса» — фильмы о сильных женщинах, о торжестве женского начала. Вот об этом да, действительно. И «Тридцатая любовь…

Почему кажется, что Пушкин одинок в пьесе Зорина «Медная бабушка», хотя он там в расцвете таланта? Чем актуален этот сюжет в семидесятом году?

Он был актуален во все времена. И Леонид Генрихович Зорин, конечно, он описывает не социальную ситуацию. Вот тут очень важно: он описывает действительно ситуацию пушкинского одиночества, его разрывы с друзьями. Там есть страстный монолог, реферирующий к нескольким пушкинским письмам, где он яростно расплевывается с большинством своих друзей, которые действительно ничем ему не помогли, а в некоторых отношениях и мешали: «Друзья мои, покамест я ни слова»… Ну и «Враги мои, покамест я ни слова». Там собственно у Пушкина и к друзьям, и к врагам было в это время абсолютно одинаковое отношение — что очень важно. «Враги мои, покамест я ни слова»,— это как раз означает…

Не могли бы вы рассказать о дискуссиях в советской литературе? Почему роман Кочеткова «Чего же ты хочешь?» в 60-е не рекомендовали к прочтению, а сегодня цитаты из этой книги цитируют на телевидении?

Вы совершенно правы, вы просто, я бы сказал, пророчески правы, в одном: в шестидесятые годы многого из того, что сегодня преподносится как официальная доктрина, принято было стыдиться. То, что мы получили сегодня, по сравнению с Советским Союзом это и мелко, и провинциально, и убого. Ну, как в леоновском романе «Пирамида» сказано, что каждое следующее сечение этой пирамиды будет уже, чем предыдущее. Это пирамида деградации.

И конечно, в шестидесятые годы воспетый Евгением Евтушенко румяный комсомольский вождь Павлов воспринимался как абсолютно одиозная фигура, хотя и считался вождём так называемой «Русской партии». И Лобанов, и, естественно, Кочетов, и другие представители…

Что вы можете рассказать о личности Анатолия Мариенгофа? Почему в лекции о Есенине вы сказали, что воспоминания Мариенгофа о нем лживые?

Да я не говорил дословно, что они лживые. Хотя в свое время пародия называлась «Вранье без романа» — «Роман без вранья», действительно, с фактологической точки зрения довольно уязвим. Но нас ведь не это занимает. Понимаете, это ведь художественное произведение, почему оно и называется романом. Это все равно что вечно предъявлять претензии фактологического свойства к «Петербургским зимам» Георгия Иванова. Все эти «китайские тени», по авторскому определению,— ведь это же, как он сам говорил, все, кто «блистал в 1913 году — лишь призраки на петербургском льду». Это воспоминания о лучшей эпохе, воспоминания ребенка, который беспрерывно, конечно, расцвечивает это какими-то новыми красками,…